Биверли Бирн - Неугасимый огонь
Но если женщина способна убить не рожденное дитя, то почему она не может этого сделать с живым? – Фанта говорила все это, опустив глаза на землю.
Софья уставилась на старуху, словно не понимая, о чем та говорит.
– Ты что, тоже думаешь так же, как и они? Значит, ты считаешь, что я убила свою дочь?
– Нет. Я знаю, что ты бы этого никогда не сделала. Но еще лучше знаю, что тебе надо уходить. Здесь тебе не жить.
– Куда я пойду? Все, что я умею, это жить с цыганами. – Софью охватило отчаяние. Она представила весь ужас жизни на улице среди незнакомых людей.
– Иди, Софья, куда глаза глядят, но обязательно подальше от этих мест. Если тебя увидит кто-нибудь из табора Пако или Зокали – тебе конец. – Фанта опустилась на колени подле девушки и стала ее любовно гладить по спине, волосам, лицу– Ничего, дорогая, не бойся. У тебя впереди чудесное будущее – мне об этом сказали мои карты, когда я погадала на тебя впервые. Тогда ты была совсем крохотным созданием и едва лопотала на нашем языке. – В глазах Фанты стояли слезы. – Я думала, что ты никогда на меня не гадала, – удивленно смотрела на старуху Софья.
– Гадала. Каждый день, как только Зокали отдал тебя мне. – Фанта встала, укрывая маленькое мертвое тельце шалью, чтобы Софья не видела его. – Мне нужно идти. Если меня долго не будет, они могут что-нибудь заподозрить. – Она кивком головы указала на корзинку, которую оставила в углу. – Ты найдешь там все необходимое на первое время. Дождись темноты и отправляйся в путь. Завтра я расскажу Зокали об этой пещере. Я ему скажу, что якобы вспомнила о том, что ты любила сюда приходить. Я обязана это сделать, пойми меня. Если я буду все время нарушать наши законы, моя душа не освободится, когда я умру.
Она двинулась к выходу из пещеры, уже нагнулась, чтобы выйти и застыла, будто передумала. Софья встала и позвала ее: «Фанта, обожди». Она подошла к старой женщине и заключила в объятия костлявое, сухонькое тело. Они стояли, разделенные мертвым ребенком. «Прощай, – глотая слезы прошептала Софья, – спасибо, мать».
«Да благослови тебя Бог, дочь моя. Да защитит тебя Сара-ла-Кали».
Следующие четыре дня походили друг на друга: днем она шла, а с наступлением темноты подыскивала подходящее место для ночлега. Фанта, среди прочего, положила ей в корзинку и огниво. Каждый вечер Софья собирала сухие веточки, мох и раскладывала костер, дабы уберечься от январского холода и отпугнуть рыскающих по ночам хищников. Девушке много раз приходилось жить под открытым небом, но одной – никогда. Ее пока еще никто не беспокоил, но надеяться на то, что судьба и дальше будет к ней благосклонна, надежд было немного. Какого-то конкретного плана на будущее у Софьи конечно же не было, да и быть не могло, уж очень неожиданно и трагично изменилась ее привычная жизнь. Софья вообще сейчас ни о чем не думала, ее сердце омертвело. Руки тосковали по ребенку. Каждую ночь ей снился один и тот же сон: изуродованная до неузнаваемости маленькая головка грудного ребенка, ее дочери. Что будет завтра или через год, для нее не имело значения. Единственное чувство не оставляло ее и испепеляло ее сердце и душу – это ненависть и месть.
Пако зверски убил ее дочь, когда-то ему придется заплатить за смерть Сары… Для того, чтобы отомстить ему, она обязана выжить. Софья слишком хорошо знала цыганские нравы, чтобы надеяться на пощаду, а не на смерть от камней, если бы им удалось ее обнаружить. Эта мысль не давала ей покоя и двигала вперед, но не потому, что она высоко ценила себя и свою жизнь, а потому что скорбела о загубленной жизни дочери.
Опустив голову и видя перед собой лишь пустынную каменистую дорогу, Софья брела и брела вперед, подальше от ставшего ей родным табора Зокали. Когда она на четвертый день пути наконец-то подняла глаза от дороги и огляделась, то заметила вблизи речку, а на ее берегу толстую иву. Приглядевшись к иве она увидела петушиный гребень, вырезанный на коре дерева.
Едва Софья разглядела этот знак, как ее буквально затрясло. Все таборы имели свои тайные знаки отличия. Петушиный гребень был знаком табора… Зокали. Но он был вырезан давно, несколько лет назад, когда здесь стоял табор. Эти места должны быть знакомы Софье.
Она стояла, прислонясь к иве спиной, и осматривала окрестности. Ничего знакомого в глаза ей не бросилось, слишком много дорог, речных берегов, дубрав пришлось ей увидеть в своей жизни. Несмотря на то что Софья исходила Андалузию вдоль и поперек, она не могла сказать, где сейчас находится. Она не могла даже вспомнить, в каком направлении шла, покидая Триану.
Софья прижала ладонь ко лбу, припоминая весь свой путь. Почти с уверенностью она могла сказать, что из Трианы отправилась на север. Она вспомнила, как переходила через Гвадалквивир и входила в центр Севильи через Хересские ворота. Да, точно, она еще шла мимо табачной фабрики. А где же она находится сейчас? Она этого не знала и, немного передохнув, Софья двинулась по дороге снова.
Минут через двадцать, за очередным поворотом ее взору открылась золотая Кордова. Город лежал прямо перед ней. Сначала она даже обрадовалась, что наконец-то узнала, где находится. Но тут же возник страх. Худшего места для нее, чем этот город и не найдешь. В Кордове расположилась процветающая цыганская община, в которой было полно друзей и родственников Зокали. Софью знали там, как облупленную, она два года назад, вместе с Фантой жила у них. Стоит им только увидеть ее, они тут же сообщат о ней Зокали в Севилью.
Ее охватила паника и непреодолимое желание убежать, но она просто не имела права уподобиться загнанному зверю и нестись куда глаза глядят. Нужен был план. Софья стала рыться в корзине. Фанта догадалась положить в нее деньги, двадцать реалов, которые она сразу и не заметила и естественно нигде не могла потратить, так как питалась сыром и хлебом из корзинки, которые запивала речной водой. Голова ее начала работать. День стоял зимний, пасмурный и мрачный. В такие дни вероятность встретить на дороге кого-нибудь из цыган невелика. Но ей достаточно было нарваться хотя бы на одного, чтобы ее жизнь закончилась и планы отмщения так и остались бы невыполненными.
До нее вдруг дошло, что она идет теми тропами, по которым всю жизнь бродили цыгане. Но Пако, проклятый Пако, ведь показывал ей и другие пути и лишь ему одному известные пристанища. В Кордове должен был быть постоялый двор.
Полчаса спустя она уже была в Посада дель Потро, на одном из таких постоялых дворов. Он находился в восточной части города. Это было двухэтажное здание с крытой соломой крышей, балконом и обязательным для этих заведений колодцем. Софья позвонила в колокольчик, она знала по опыту прошлого лета, что Пако всегда так вызывал хозяина.
