Барбара Картленд - Цветы для бога любви
Теперь он понимал — это потому, что ей удалось тогда скрыть от него свою сущность, как он проделывал это сам, когда заставил целое племя свирепых горцев поверить в то, что он факир, перед которым они должны благоговеть.
Он как бы закрывал дверь в свой реальный мир, и точно так же смогла это проделать Квинелла.
Теперь он знал, что она не похожа ни на одну из всех знакомых ему женщин и что он будет бороться за нее, даже если это потребует всей его жизни.
Никогда раньше Рексу Дэвиоту не приходилось завоевывать женщину.
Они всегда сами преследовали его и падали в его объятия даже раньше, чем он был готов ответить им взаимностью.
И он не мог не признать, что завоевание Квинеллы обещало быть не менее захватывающим, чем любая из тех ролей, которые ему приходилось играть в Большой Игре.
Каким-то неуловимым образом он чувствовал, что, хотя Квинелла и не осознавала этого, между ними уже возникло духовное родство, и теперь его задачей было убедить ее, что они должны принадлежать друг другу: это их кармы, божественное предопределение.
Когда она села на свое обычное место у окна, он увидел, что глаза ее светятся, а на губах улыбка.
Они были одни, но, оглянувшись на всякий случай, Квинелла произнесла тихим шепотом:
— Я молилась за то, чтобы ему удалось уйти! А мы когда-нибудь узнаем конец этой истории?
Рекс покачал головой:
— Я не сомневаюсь, что он ушел, но никогда не нужно задавать вопросов.
Она слегка вздохнула:
— Это было так невероятно, и теперь я все время буду бояться за вас.
— За меня?
— Я ведь вполне могла повести себя глупо и не открыть дверь, когда он просил меня сделать это.
Рекс прекрасно понял, что она пытается объяснить ему, и, помедлив, сказал:
— Могу вас успокоить: сейчас, в качестве вице-губернатора, я должен выполнять совершенно другое задание. Правда, после того, что произошло этой ночью, все это может показаться вам довольно скучным и банальнам.
— Я, конечно же, не думаю, что вся жизнь в Индии состоит из этого, — ответила Квинелла, — но мне хотелось бы помогать вам и тоже участвовать в Большой Игре.
Рекс улыбнулся:
— Боюсь, для женщины в вашем положении это совершенно невозможно. Правда, иногда все-таки приходится нам помогать — как это случилось с вами прошлой ночью.
— Расскажите мне про Большую Игру, — попросила она. — Теперь, когда я увидела, как это опасно, я понимаю, что под этим таким типично британским названием скрывается что-то гораздо более серьезное, чем просто игра.
— Это верно, — ответил Рекс.
Тихим голосом он стал рассказывать ей о соперничестве англичан и русских в Центральной Азии и о шпионаже, возникшем на этой почве.
На самом деле он не рассказывал Квинелле ничего сверх того, что было известно не только большинству старших армейских офицеров, но, к сожалению, и многим совершенно посторонним лицам.
Тем не менее благодаря своему живому воображению Квинелла поняла, что люди, которых специально вербовали, тренировали и обучали, как в случае необходимости следует распорядиться своей жизнью, были необходимы для защиты Индии и для мира на Востоке.
Когда Рекс впервые попал на северо-западную границу, он обнаружил, что Большая Игра охватывает всю огромную территорию Индии и в ее сети вовлечены не только англичане, но и многие, многие индийцы.
В книге, хранящейся под замком в Отделе отчетов по Индии, есть список номеров: шифры самых разных людей и секретных сведений, против которых, в случае неожиданного разоблачения, часто оказывались бессильными русские или другие шпионы. Обычно номер Р.32 не имел представления, кто такой М.14, с которым он был в постоянной связи, точно так же, как Д.7 ничего не знал о номере Г.12. Но всегда был кто-то, к кому они могли обратиться в случае самой крайней необходимости — в минуты отчаянной опасности, как это случилось в прошлую ночь с номером Е.17, — и тот приходил к ним на помощь. Рекс и понятия не имел, откуда номер Е.17 смог установить его личность. Он был уверен, что никогда раньше не встречался с этим человеком и едва ли увидится с ним когда-нибудь еще.
Но сам факт, что агент рассчитывал на его помощь, говорил о том, что в будущем ему следует быть более осмотрительным, чем прежде.
Сэр Теренс был совершенно прав, когда уговаривал его на какое-то время покинуть Северо-Запад и другие места, где он так успешно поработал.
Рекс проговорил с Квинеллой до самого ленча — слуга внес свежую еду, полученную на станции, где они сейчас стояли и откуда доносился привычный шум вокзальной суеты. И Квинелла встала, подошла к окну на другой стороне вагона и подняла штору.
Она смотрела в окно, и Рекс понимал, что сейчас она смотрит на толпу совершенно иначе, чем раньше, — как бы под другим углом зрения.
Кто же из этих толкающихся, орущих людей, нагруженных багажом или прижимающих к себе плачущих младенцев, был вовлечен в тайные интриги, где считалось обычным бросить на обочине дороги убитого или замучить до смерти человека из-за сведений, которые он не хотел выдавать?
Она стояла у окна вполоборота к Рексу. Он увидел мягкую линию ее груди, стройный стан и безупречные, почти греческие черты ее лица на фоне калейдоскопа яркой движущейся толпы за окном, и снова кровь бросилась ему в голову, а сердце бешено заколотилось в груди.
Рекс заставил себя отвернуться и стал смотреть в окно напротив. Интересно, долго ли еще сможет он играть эту выбранную им роль?
Удастся ли ему и дальше изображать безразличие и безукоризненную вежливость — ведь он питает к Квинелле совсем другие чувства!
«Если у меня хватило ума и сил, чтобы расстроить все честолюбивые замыслы и самые изощренные планы русских, — думал он, — то неужели я не смогу внушить любовь молодой женщине? »
Но Квинелла была весьма необычной молодой женщиной!
И тут, как это бывало у него всегда в минуты растерянности и неуверенности в себе, он увидел перед своим мысленным взором двух золотых орлов, парящих в небе над Наини-Таль.
Он видел их так ясно, будто сам летел туда, в небо, чтобы соединиться с ними. Они парили неподвижно, а потом со скоростью пули и с неподражаемой грацией упали вниз, в залитую солнцем долину.
Теперь Рекс уверился, что обрел необходимую ему силу.
Они добрались наконец до Лакхнау. Квинелла была поражена красотой страны, по которой они проехали: кругом были голубые поля цветущего льна, желтой горчицы, а вдали, до самого горизонта, заросли сахарного тростника.
У подножия горных цепей, увенчанных снежными вершинами, тянулись тропические джунгли и топкие наносные равнины.
Ей нравилось смотреть на странные горизонтальные полоски дыма, тянущиеся над деревнями на закате солнца, на коров, медленно бредущих домой в клубах бледно-золотой пыли.
