Анна Соколова - Царское гадание
Государь слегка смутился. Он не ожидал такого возражения.
— Вы не так поняли мои слова, — начал он.
— Нет, я поняла их так, как мне следовало их понять. Государыня императрица, наверное, по своей неизреченной милости не откажет мне в отставке и немедленно отпустит!
— Куда и зачем?
— Это уж будет мое личное дело, ваше величество, одно из тех личных моих дел, заботу о которых вы только что так настоятельно рекомендовали мне.
— От фрейлинского шифра еще никогда никто добровольно не отказывался, такого примера не было.
— Нет правила без исключения, — с холодной улыбкой повела Нелидова своими роскошными плечами, заманчиво блестевшими из-под тонкого кружева полупрозрачного черного лифа.
Государь знал и любил этот гордый жест. На этот раз последний тоже не остался незамеченным, и император несколько спокойнее произнес:
— Я попрошу вас, Варвара Аркадьевна, на минуту отрешиться от своих враждебных намерений относительно моего двора и ответить мне на несколько прямых и неотложных вопросов.
— Спрашивайте, ваше величество! — спокойно ответила Нелидова.
— Кого вы подослали ко мне сегодня в маскараде? — прямо спросил государь.
— Я не понимаю вашего вопроса, — ответила Нелидова не сморгнув.
— Неправда! Вы меня отлично понимаете! Кто та назойливая и дерзкая маска, от которой вы меня избавили с такой готовностью?
— Это должно быть более известно вашему величеству, нежели мне, — смело ответила Нелидова, в упор глядя на государя. — Вы с нею говорили, ясно понимая, кто она, для меня же она явилась только случайной дерзкой особой, которая назойливо обеспокоила вас и от которой мне счастливо удалось вас избавить. Если это была ошибка с моей стороны и если этим я не угодила вашему величеству, то прошу снисходительно простить мне мое неудобное вмешательство и на прощание не поставить мне его в вину.
У Николая Павловича чуть дрогнули брови. Его удивили последние слова фаворитки, к которой он чувствовал действительное расположение. Разлука с нею была бы, безусловно, неприятна ему. Однако он быстро поборол вдруг явившееся внутреннее волнение и прежним тоном спросил:
— Почему на прощание? И о каком прощании вы так упорно ведете речь, Варвара Аркадьевна?
— Не будем говорить об этом, государь! Мое решение принято, а изменять своим решениям я не привыкла и никогда не сделаю этого.
Государь пристально взглянул Нелидовой в глаза. Она спокойно выдержала его взгляд, так как была не из робких. Государю это нравилось: он трусов не любил.
— Я оставлю этот вопрос открытым! — сказал он после минутного молчания. — И так как вам решительно не угодно поставить меня в известность относительно имени той маски, от которой вы меня так великодушно избавили, то я приму свои меры к тому, чтобы узнать это имя!
— Это личное дело вашего величества, а я дала себе слово, согласно вашему совету, заниматься только своими личными делами!
— Вы упрямы, Варвара Аркадьевна, — невольно улыбнулся государь, в котором гнев уже боролся с его серьезной привязанностью к красивой и гордой фрейлине. — Вы очень упрямы.
— Это один из самых мелких моих недостатков, ваше величество, — серьезно ответила Нелидова.
— До свидания! — сказал государь уже совершенно смягченным тоном. — Утро вечера мудренее.
С этими словами император направился к выходу из комнаты.
— Не всегда! — пожала плечами упрямая красавица. — Бывают такие мудреные вечера, перед которыми всякое утро бессильно.
Она произнесла эти слова уже в дверях, провожая государя и церемонно откланиваясь ему.
Николай Павлович ответил ей почтительным поклоном, но руки ей не подал. Он уходил все-таки неудовлетворенным, так как упорного сопротивления своей воле не выносил.
Вернувшись к себе, он позвонил и отдал приказ камердинеру немедленно вызвать к нему петербургского обер-полицмейстера Галахова.
Николай Павлович в дальний ящик задуманные дела откладывать не любил.
Галахов почти ждал внезапного вызова государя. Тонкий и привычный дипломат, он зорко следил за настроением верховного владыки, и приказы императора редко заставали его врасплох. Так и в данном случае он быстро собрался и отправился во дворец. Он ехал туда вполне спокойно, так как предугадывал причину внезапного вызова и сознавал, что он в состоянии дать достаточно удовлетворительный ответ по поводу того вопроса, который, по его мнению, мог в данном случае интересовать монарха.
Галахов присутствовал на балу графини Воронцовой и заметил какой-то маленький интимный переполох, а также разгневанное и недовольное лицо государя. Он видел, как к императору подошла маска в щегольском домино, под складками которого опытный царедворец тотчас же узнал всесильную фаворитку Нелидову. Далее Галахов зорко заметил, что между нею и другой маской, разговаривавшей с государем, произошел какой-то разговор, и в силу своего служебного всеведения знал, что прямо из дома графини государь проехал в маленькую квартирку на Владимирской, где оставался довольно долго, и что, вернувшись оттуда, он прошел не в свои апартаменты, а проследовал прямо в комнаты Нелидовой.
Это всезнание было азбукой в полицейской службе того времени. Сыскной полиции тогда вовсе не существовало: официальных и дорого оплачиваемых сыщиков на государственной службе не числилось, но когда нужно было что-нибудь узнать, то сакраментальная фраза «к розыску приняты деятельные меры» вовсе не существовала и виновные прямо и просто разыскивались, как в старых сказках говорилось, «по щучьему велению».
В силу всех этих давно исчезнувших законов и обычаев Галахов, вернувшись домой, отдал приказ своим ближайшим агентам быть наготове, а сам не раздеваясь сел и уснул в кресле перед своим письменным столом.
Эта предосторожность вполне оправдалась, так как на заре он был потребован лично к государю.
Исполнительный обер-полицмейстер мигом собрался и помчался во дворец.
Император подробно передал ему весь инцидент с неизвестной маской в доме графини Воронцовой и поручил ему в тот же день разыскать и доложить ему об имени смелой незнакомки.
— Это имя должно было известие графине Воронцовой или ее супругу, — прямо ответил Галахов.
Государь несколько изумился как самой мысли, высказанной его обер-полицмейстером, так и его уверенному тону и быстро спросил:
— Как? Почему ты это думаешь?
— Я не думаю, ваше величество, а непреложно уверен в этом.
— Но почему? Почему?
— А потому, что они оба лично контролировали билеты всех гостей при входе их в зал.