Дениза Робинс - Жонкиль
— Да, во всем, — сказала она, направляя теперь на него свой взор. — Тем не менее, у меня достаточно сильное чувство справедливости, и я не считаю, что с тобой обошлись правильно девять лет тому назад, поэтому я категорически отказываюсь принять эти деньги.
— В случае моей смерти, мистер Коллинз, — повернулась она к адвокату, — что будет с ними?
— О... э... мистер Риверс полагал, что вы выйдете замуж, и у вас появится наследник, мисс... э... миссис Чартер, — проговорил, запинаясь, адвокат.
Миссис Чартер! Эта фамилия прозвучала странно для ушей Жонкиль. Когда она услышала ее, острая боль пронзила ее сердце, так как напомнила ей, что она вышла замуж за Роланда. С пылающими щеками она сказала:
— Понятно. Очень хорошо. Все просто. Я могу передать все состояние моему мужу, Роланду Чартеру.
Остальные три человека, находящиеся в комнате, уставились на нее полностью ошеломленные. Миссис Риверс мрачно улыбнулась. Роланд сделал неудачную попытку протестовать.
— Это невозможно. Не сходи с ума, детка. Ты не можешь этого сделать.
— Могу и сделаю, — сказала девушка, откидывая назад голову. — Это будет только справедливо. Вначале наследником был ты. Я вышла за тебя замуж, не зная этого. Теперь я могу воспользоваться этим браком. Я перепишу все наследство на тебя, Роланд Чартер. Затем, после этого, ты можешь освободить меня от уз, которые нас связывают, и я могу удалиться с миром.
— Моя дорогая молодая леди! — воскликнул мистер Коллинз, моргая глазами за стеклами пенсне. — Вы... Вы должны очень тщательно все обдумать, прежде чем предпринимать подобные действия и...
— Простите меня, мистер Коллинз, — прервала его миссис Риверс своим размеренным голосом. — Я думаю, до конца дня Жонкиль одумается. Она расстроена и не вполне ответственна за неразумные заявления, которые делает. Если вы будете так добры и позволите мне поговорить с ней, я не сомневаюсь, что смогу сегодня вечером позвонить вам и сообщить, что все в порядке.
Мистер Коллинз собрал свои бумаги и встал. Он был явно взволнован. Но миссис Риверс, совершенно спокойная, прошла вместе с ним в зал, разговаривая о политике и полностью игнорируя героизм Жонкиль.
Оставшись наедине с девушкой, Роланд встал спиной к камину; его красивые глаза заливала тревога.
— Жонкиль, — сказал он, — ты не можешь этого сделать.
Она поднялась, холодно улыбнувшись.
— Почему нет? Разве ты не из-за денег затеял все это? Разве ты не предполагал, что именно так все и произойдет, когда ты так ловко женился на мне?
Кровь бросилась ему в виски. Он сделал шаг по направлению к ней, его руки сжались в кулаки.
— Ради Бога, Жонкиль, я не намерен терпеть этого! — сказал он. — Оскорбительно думать, что я женился на тебе, потому что надеялся получить эти деньги. Деньги здесь не играли никакой роли. Я женился на тебе, чтобы отплатить дяде Генри, а не ради денег, и ты это знаешь!
— Я ничего не знаю, — сказала она. — Знаю только, что я намерена вернуть тебе твое наследство, а затем умолять тебя как можно быстрее аннулировать наш брак.
Он с горечью посмотрел на ее жесткое, застывшее молодое лицо, затем процедил:
— А предположим, я откажусь освободить тебя? Я уже говорил, что я не аннулирую наш брак. Предположим, я буду настаивать на том, чтобы ты оставалась моей женой. Что тогда?
Жонкиль посмотрела на него долгим пристальным взглядом. Ее стройная прямая фигура в черном, ее откинутая назад детская головка, вся ее манера держаться выражала вызов этому человеку, который отнял у нее ее веру в любовь, ради которой в прошлом она могла бы пойти на любые жертвы.
— Ты обязан аннулировать наш брак, — сказала она. — Когда ты женился на мне, ты обманул меня. Я не знала, что ты тот племянник, которого мой... мой отец лишил наследства. Ты же не можешь полагать, что я бы вышла за тебя замуж, если бы знала это; знала бы, что ты хочешь только расквитаться с ним.
— Нет, не вышла бы, — сказал Роланд. — И я осознаю зло, которое я тебе принес. Но прошу тебя простить меня и дать мне возможность доказать свою любовь. Не можешь ли ты быть немного милосерднее, Жонкиль, проявить хоть немного великодушия?
Жонкиль отвернулась от него и посмотрела в окно. Сегодня, в этот новогодний день, было солнечнее и теплее, чем несколько недель тому назад. Солнце уже садилось. Серо-голубое небо было испещрено оранжевыми и красными полосами, а сад купался в ярко-красном свете. Но через несколько минут наступят сумерки, и затем — темнота. Зимние дни так коротки, а ночи так долги...
Гнев и вызов покинули Жонкиль. Она сейчас ощущала только почти непереносимое одиночество. В полном отчаянии она смотрела на закат; несмотря на то, что в библиотеке было тепло, она немного дрожала. Короткими днями она сможет работать и постарается позабыть все, что потеряла. Но ночи, долгие ночи, будут такими одинокими... Будущее простиралось перед ней холодное, пустое, мрачное. Она была молода, очень молода. И разве она может быть когда-нибудь счастлива снова, разве сможет вернуть свои утраченные иллюзии? Роланд отнял у нее все, ради чего стоило жить. «Любовь мужчины и жизнь мужчины идут раздельно, но смысл жизни женщины — в любви».
О, горькая правда этих слов... Какое страдание в них! Роланд научил ее любви, страсти, желанию — всем самым волнующим чувствам, которые может переживать человеческое существо. И она хорошо выучила этот урок. Она была теперь женщиной, способной на глубокую страстную любовь, она не была больше легкомысленным ребенком, страдающим от мимолетной влюбленности. Оказалось, что любовь для нее была сутью жизни. Теперь, когда у нее отняли любовь, жизнь лишилась смысла.
Жонкиль знала, что стоит ей только протянуть руку и сказать Роланду: «Я тебя прощаю», она окажется в его объятиях; страстное прикосновение его губ утолит боль всех дней и ночей тоски, скорби и отчаяния. Но она не могла заставить себя выговорить эти слова. То, что он сделал, она считала непростительным. Она не могла больше доверять ему. Из-за него она стала ожесточенной и подозрительной. Потерять любовь очень тяжело, но потерять доверие — значит потерять саму основу счастья. Разве может быть без этого любовь или счастье? Корни этих чувств — в доверии.
Голова Жонкиль поникла. Она тяжело вздохнула и заставила себя посмотреть на Роланда. Его лицо было изможденным, несчастным. Глаза были устремлены на нее с немой мольбой. Жонкиль была очень молода и жаждала его любви всем телом, сердцем и душой. Искушение обмануть себя и заставить себя думать, что она снова может верить ему и вверить себя его попечению было велико. Она отдала бы все на свете, лишь бы вычеркнуть из памяти воспоминание о том, что он сделал, и быть такой же блаженно несведущей, такой же слепо поклоняющейся, какой она была до того, как вышла за него замуж.
