Маргарет Пембертон - Цветок на ветру
Когда она поравнялась с ним, он отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Губы девушки были поджаты, а неодобрительное выражение лица сделало бы честь самой леди Гленкарти.
Они ехали молча, не обменявшись ни единым словом, направляясь к горизонту, освещенному зловещим оранжевым сиянием дальних пожаров… Иногда откуда-то доносился шум битвы, но «боксеров» они больше не встретили. Что, если бой идет в Чансынтене и участники спасательной партии Шамо сражаются не на жизнь, а насмерть? Что, если сама Оливия и Льюис попадут прямиком в засаду?!
Оливия украдкой посмотрела на Льюиса, черпая силы в созерцании его точеного профиля. Он больше не улыбался. Слушая крики и вопли, доносившиеся до них с ближайших холмов, он все больше мрачнел.
Отчаяние охватило Оливию. Даже если им удастся спасти бельгийцев, в этот момент гибнут другие христиане. Гибнут, потому что никто не собирается прийти им на помощь и спрятать за высокими стенами столицы.
При свете многочисленных пожаров можно было различить темные очертания зданий.
– Чансынтень, – спокойно обронил Льюис.
– Он не горит! – радостно воскликнула Оливия.
– Не горит, – согласился Льюис, оглядывая местность. – Пока не горит.
Сердце Оливии забилось быстрее, особенно когда до нее донеслась французская речь.
Уже через минуту они оказались в центре небольшого поселка. На площади сгрудилось все его население. Вокруг были разбросаны узлы и чемоданы. Тут властно распоряжался высокий француз, пытавшийся навести некое подобие порядка в этом хаосе.
– Вы не можете взять все это! – выразительно жестикулируя, кричал он женщине, пытавшейся взгромоздить на пони детскую кроватку и узел с кухонной утварью.
Услышав конский топот, женщины и дети подняли крик. Француз схватился было за револьвер, но, узнав Льюиса, расплылся в улыбке и раскинул руки:
– Приветствую вас, мой удалец! У вас есть запасные пони? Нужно срочно увозить людей. Двадцать мужчин, девять женщин и почти столько же детей, – начал он, но тут же осекся, увидев Оливию, которая немного отстала от Льюиса. – Боже! – вскричал он, спрыгивая с ящика, служившего ему трибуной. – Немедленно представьте меня, друг мой!
Льюис ухмыльнулся. Пусть «боксеры» могут нагрянуть в любую минуту, но Огюст Шамо, как истинный француз, не способен устоять перед хорошенькой женщиной!
– Огюст, мисс Оливия Харленд. Оливия, позвольте вас познакомить с месье Огюстом Шамо, владельцем «Отеля де Пекин».
Оливия наклонила голову и позволила поцеловать свою руку, словно вместе с сияющим от радости месье Шамо находилась на посольском приеме, а не в Богом забытом поселке, который вот-вот подвергнется жестокому нападению.
– У нас с собой семь пони, – объявил Льюис, и Огюсту волей-неволей пришлось обратить на него взгляд. – Мы видели пожары в одной-двух милях отсюда. У нас считанные минуты, чтобы спасти бельгийцев и спастись самим.
Огюст кивнул.
– Для детей у нас есть тележки. Помогите объяснить этим женщинам, что они не могут взять с собой все вещи.
Льюис спрыгнул с седла, и мужчины принялись усаживать перепуганных детей в запряженные лошадьми тележки. Оливия помогала мадам Шамо успокоить истерически вопивших женщин.
Мадам Шамо не потрудилась представиться, очевидно, посчитав, что для этого просто нет времени. Только бросила взгляд на перебинтованную руку Льюиса и коротко осведомилась:
– Он ранен?
Оливия кивнула.
– Тяжело?
– Кажется, да, – вздохнула Оливия, помогая пожилой женщине забраться в тележку. – Не смогла как следует разглядеть в темноте.
Тележки под присмотром молодого австралийца, приехавшего с четой Шамо, отправились в путь.
– Ему не следовало приезжать, – сухо заметила мадам Шамо под аккомпанемент воплей «Sha! Sha!». – Он не спал уже двое суток.
Мужчины вскочили на лошадей и по приказу Огюста Шамо помчались по утоптанной земле вслед, за женами и детьми.
– Он убивает себя, но даже это не заглушит его боли, – продолжала мадам Шамо и, взяв за руку Оливию, потащила к тому месту, где стояли пони.
– Боли? – задыхаясь, спросила Оливия, когда мадам Шамо вскочила в седло.
– Его жена! – крикнула та, не оборачиваясь. – Он так тоскует по ней, что не думает о смерти.
Льюис велел им поспешить. Едва они успели отъехать, как на ближайшую крышу шлепнулся горящий факел. Пламя мгновенно взметнулось, к небу.
Для дальнейших разговоров времени не было. Осталось только отчаянное стремление поскорее вырваться на открытое пространство, прежде чем «боксеры» успеют захлопнуть капкан и оставить их в кольце горящих зданий.
Оливия вонзила каблуки в потные бока пони. Она отставала от мадам Шамо всего на несколько ярдов. В этот момент Льюис развернул лошадь, чтобы защитить арьергард: «боксеры» уже заполонили опустевшие улицы. От боли лицо Льюиса побледнело и осунулось. Сквозь повязку сочилась кровь.
– Господи милостивый, только не дай ему умереть, – молилась Оливия вслух, оставляя позади последние здания. – Не дай ему потерять сознание! Не дай упасть!
Конский топот и грохот тележек заглушали все остальные звуки. Платье сползло с плеча Оливии, шпильки вылетали из волос, но ей было все равно. Она не может отстать. Не может подвести Льюиса.
За их спинами разгорались новые пожары. Мимо головы Оливии просвистела пуля. Выстрел. Другой… Огюст Шамо и Льюис стали отстреливаться.
– Нет, пожалуйста, нет! – вскрикнула она, безуспешно пытаясь остановить пони. У него только одна рука! Он не может стрелять на скаку! Безумие! Самоубийство! Он наверняка остановил коня и теперь все больше отстает!
Оливия, рыдая от безнадежности и отчаяния, со страхом оглянулась и тут же облегченно всхлипнула. Льюис держался у нее за спиной и, поймав ее взгляд, ободряюще улыбнулся:
– Они отстали! На этот раз удовлетворятся поджогом и грабежом!
Не успел он договорить, как послышался свистящий звук: это крыши домов проваливались одна за другой. Оливия решительно пришпорила пони. Да, Чансынтень уничтожен, зато его обитатели спасены!
Только на рассвете измученные животные прошли через огромные Южные ворота. Их встречали испуганные, недоверчивые взгляды, и мадам Шамо, взглянув на Оливию, расхохоталась:
– Думаю, вам лучше сначала поехать со мной в отель, прежде чем кто-то из соотечественников вас увидит. Вы совершенно не похожи на респектабельную молодую леди.
Оливия растерянно оглядела себя. Во что только превратилось ее синее вечернее платье! В грязные лохмотья, непристойно открывавшие ноги в чулках, которые еще вчера были белыми. Порванный лиф обнажал грудь. Недаром на нее так жадно глазели зеваки, прослышавшие об их прибытии и прибежавшие узнать, действительно ли правдива история о спасении бельгийцев.
