Лиз Карлайл - Один маленький грех
— Но этот дом и все остальное будут принадлежать Сорче, — продолжал он. — Меррик узнает об этом, если… хорошо, если. Я знаю, вы его не любите — тут я ничего не могу поделать. Но ему можно доверять. Сорча никогда не останется снова без крыши над головой.
И прежде чем Эсме смогла подумать о достойном ответе, Маклахлан собрал свои ящички и исчез.
Эсме не видела Маклахлана до следующего воскресенья, и его появление снова было неожиданным. Она, как обычно, оставила Сорчу на попечение Лидии, чтобы посетить утреннюю службу. Эсме помнила, что тетя Ровена посещала церковь Святого Георгия, и само собой получилось, что она выбрала ее. Правда, в столь великолепной церкви она чувствовала себя неловко.
В то воскресенье на одной из передних скамеек она снова заметила мистера Уилера, и снова он был один. Проповедь была очень скучной, паства осталась равнодушной. Эсме возвращалась на Грейт-Вуин-стрит грустная, ею снова овладело чувство тоски по дому, и непонятно почему, она думала о мистере Уилере. После полудня Эсме надела на Сорчу ее лучшее пальтишко и попросила слугу снести вниз и поставить на тротуар коляску. День был холодный, серое небо и взвешенная в воздухе водяная пыль не способствовали хорошему настроению, но Эсме нестерпимо захотелось побыть там, где много зелени и воздуха, даже если это всего лишь Сент-Джеймсский парк.
— Гулять! — радостно хлопала в ладошки Сорча, показывая на ждущую ее внизу коляску. — Мы идем. Гулять парк, Мей. Гулять парк, уточки.
Как всегда, радость ребенка улучшила настроение Эсме. Она посадила Сорчу в коляску, застегнула ее пальтишко и со смехом поцеловала крошечные пальчики.
Аласдэр заметил у дома очаровательную парочку, когда подходил к парадному входу. Он заколебался, не зная, следует ли ему подойти, или лучше незаметно прошмыгнуть мимо, или просто повернуть назад, как в прошлый раз. Ситуация болезненно напомнила ему о выборе, который предстояло сделать, о выборе, тяжело ложившемся ему на плечи.
Начал он с того, что знать ничего не хотел о ребенке. Но очень скоро это оказалось невозможным. Он уже перестал ждать письма от дядюшки Ангуса и оставил надежду сбежать. Удивительно, но у него просто больше не было желания это сделать. Сорча оказалась трогательным маленьким существом. Может быть, упрямым и склонным к приступам гнева, но она была его, и он медленно начинал понимать, что значит быть отцом.
Нет, не Сорча источник его нынешних мучений. Ее сестра. Эсме. Она была не просто земной и влекущей, она была шотландкой до мозга костей. Ее голос, ее манера вести себя, даже ее запах пробудили в нем воспоминания и неясную жажду чего-то. Может быть, он тосковал по утраченной юности. Он хотел бы лежать рядом с ней посреди поросшей вереском пустоши и медленно вынимать шпильки из ее волос. Он хотел бы раздевать ее, медленно и нежно, увидеть ее алебастровую кожу на фоне зеленой травы, наблюдать, как эти всевидящие глаза медленно закрываются в знак капитуляции.
Это пугало. Но с этим ничего нельзя было поделать. Сейчас он смотрел, как она склоняется над коляской, чтобы поправить одеяльца, и почувствовал, что во рту у него пересохло. О чем он думал, когда пустил ее в свой дом?
В тот момент он не знал, что делать, и только хотел снять с себя внезапно свалившуюся на его плечи ответственность. Эсме представлялась единственным выходом. Теперь она стала его вечным наказанием. Даже в эту минуту он был пленником покачивания ее бедер и нежности, с которой она прикасалась к Сорче. Внезапно охватившее его желание показалось ему почти непристойным. Разве есть что-то эротическое в женщине, нянчащей ребенка? Смущало также, что она была на десять с лишним лет моложе его и неопытна, как девочка.
По крайней мере Эсме не была глупой самкой. Таких он не выносил. Она была твердой и прагматичной. Она понимала, что жизнь порой бывает трудной. Что жизнь может потребовать от человека жертв. Да, она знала это, вероятно, куда лучше, чем он, потому что он не мог припомнить ни одной настоящей жертвы, которую когда-либо жизнь потребовала от него, — до настоящего времени.
Но Эсме ничего не знала о мире, ничего не знала о мужчинах, подобных ему. Если бы у нее были отец или брат, способные защитить ее честь, Аласдэра уже призвали бы к ответу за его неподобающее поведение несколько недель назад.
Эсме застегивала пальтишко девочки, надетое на желтое муслиновое платье. Девочка сидела прямо и счастливо лепетала, глядя на сестру. Эсме в ответ взяла детские ручки в свои и по одному прижимала к губам пальчики. От этого простого проявления чувств что-то незнакомое шевельнулось в глубине его жесткого и эгоистичного сердца. Неожиданно им овладел приступ тоски, но он не знал ее причину. У него появилось чувство, что он совсем один в мире, что он не принадлежит никому и никто не принадлежит ему.
Он уподобился бездомному псу, тянущемуся к теплу и празднику жизни, псу, который заглядывает в приоткрытые двери и низкие окна и видит довольство других. Тепло и сердечность. Счастливый смех. Накрытый семейный стол в мягком свете свечей. Вещи, которые никогда ничего не значили для него раньше.
Он словно искал место, которое мог бы назвать домом, что не имело смысла, потому что у него был дом. Ничего похожего на эти странные, запутанные чувства он не испытывал с тех пор, как покинул Шотландию. Но когда в его жизни появились Эсме и Сорча, Аласдэр необъяснимым образом почувствовал себя более одиноким, чем когда-либо прежде. Может быть, потому, что он начал понимать: существуют вещи, которые тяжело было бы потерять.
Движимый импульсом, он снял шляпу и подошел.
Эсме подтыкала одеяльце за спину Сорчи.
— Доброе утро, мисс Гамильтон, — поздоровался он. — Вы собрались в парк?
Она резко подняла голову, лицо ее раскраснелось.
— Да. Мы гуляем там каждый день.
— Ну конечно. Я иногда вижу, как вы уходите. — Слава Богу, она представления не имела, как часто он стоял у окна своей спальни, пытаясь прийти в себя, и наблюдал, как ее маленькие ловкие руки готовят Сорчу к их коротенькому путешествию. — Вы видите, моросит, — добавил он.
— Совсем чуть-чуть, — сказала она. — Я не такая трусиха, чтобы меня остановили несколько облачков.
— Я и не предполагал ничего другого, — примирительно проговорил он. — Могу я присоединиться к вам?
Она заколебалась.
— Боюсь, вам будет скучно.
Аласдэр внимательно всмотрелся в ее лицо.
— Эсме, мне кажется, вы должны решить, хотите ли вы, чтобы я действительно был отцом, или отводите мне роль исключительно источника средств.
Его слова заставили Эсме усомниться в правильности занятой ею позиции.
— Позвольте сказать: этот выбор должны сделать вы.
