Монетт Камингз - Любовные секреты
Убирая свою работу, она улыбнулась при мысли о том, что сказал бы серьезный профессор Оуэнс, если бы знал, что за его письменным столом будет когда-нибудь сочиняться готический роман. Несомненно, он был бы шокирован, так же, как и все остальные, узнай они, чем она занимается.
Письменный стол был единственным мужским предметом в этой комнате, совершенно женской во всем остальном убранстве. Полог кровати был обильно расшит узором из разноцветных птиц и сочетался с занавесями на окне; зеркало туалетного столика было украшено тонкой рамой из розочек и купидонов, а сам столик был отделан оборкой из белого тюля.
Толстый ковер представлял собой поле из розочек нежного розового цвета. Миранда была уверена, что эта комната была прежде спальней Люси, и гадала, специально ли ее освободили для гостьи или Люси в самом деле предпочла воспользоваться более просторной спальней и разделить ее с сестрой.
Несмотря на то, что она допоздна сидела за письменным столом, она все же сумела встать достаточно рано, чтобы незаметно выскользнуть из дома прежде, чем проснется кто-нибудь из ее родственников. Герберг Уоррингтон так же радостно приветствовал ее в своем кабинете, как и раньше, но был разочарован, когда узнал, что на сей раз она принесла ему всего две главы.
— Мы можем напечатать одну из них на следующей неделе, — сообщил он ей, — а значит, мне вскоре понадобится еще, если мы не хотим разочаровать читателей. Нам известно, что многие из них каждую неделю с нетерпением ждут опасных приключений Элизабет и Роджера и гадают, что произойдет в следующей части.
Миранда вздохнула.
— Замечательно, что читателям интересны мои персонажи, и я твердо собиралась принести к этому времени окончание романа. Но мне так трудно находить время для работы в доме, где полно людей. Наверное, мне все же следовало бы лучше оставаться у себя дома и посылать вам материал почтой.
— Но подумайте, сколько бы вы пропустили, если бы не приехали в Лондон.
— Это верно. Я пропустила бы несколько приятных прогулок в парке, целую кучу довольно занудных визитов и бал-другой.
— Разве они вам не понравились? — спросил мистер Уоррингтон. Он не мог поверить, что такая красивая молодая леди, как мисс Дрейк, не желает воспользоваться теми удовольствиями, какие может предложить светский сезон в Лондоне. Ей следовало бы развлекаться, флиртуя и разбивая сердца, даже если б от этого у нее оставалось меньше времени на написание романа.
— Должна сознаться, что прогулки и балы мне понравились, — согласилась Миранда. — Но утренние визиты слишком похожи друг на друга, и большинство из них мне пришлось провести с людьми, которых я мало знаю и которые говорили о других людях, не известных мне вовсе, так что не могу сказать, что мне понравилось, не погрешив против правды.
— Моя дорогая юная леди, боюсь, вы уж слишком критически относитесь к светскому обществу.
— Может быть, потому что многие из членов этого общества, по-видимому, не имеют других интересов, кроме тех, о которых я упомянула. И если бы я оставалась дома, у меня было бы время закончить свою работу, не жертвуя сном.
— Молодые люди вроде вас часто могут спать помалу, не то, что мы, старики, которым приходится идти на покой в строго определенный час.
— Это тоже, наверное, так, но даже нам надо спать время от времени, а у меня, похоже, почти нет такой возможности. И я живу в постоянном страхе, что скоро мои родственники поймут, чем я занимаюсь. Один джентльмен — друг их семьи — уже узнал мою тайну, но мне так и не удалось выяснить, каким образом.
— Только не от кого-нибудь из моей газеты, уверяю вас. Ни один из моих рабочих не знает вашего имени.
— Да, я так и думала. И вряд ли так уж важно, откуда он узнал обо мне. Не настолько, по-моему, важно, Чтобы спрашивать у него, кто же именно ему это сказал. Пока он согласился ничего не говорить моим родственникам о том, что я делаю, только пригрозил, что напишет обо мне Чарльзу, который сейчас за Пиренеями. Я не сомневаюсь, что Чарльз не будет возражать, он только согласится со мной, что выход Люси в свет ничего не должно омрачить. Но не знаю, как долго я могу рассчитывать на молчание этого человека. По какой-то причине ему не нравится, что я пишу романы, он просто впадает в ярость.
— Он, наверное, просто невежа, раз не одобряет вашей работы. — В голосе мистера Уоррингтона звучало возмущение. — Как смеет этот молодой человек оскорблять творения, которые так нравятся в свете?
— Между нами говоря, я сомневаюсь, чтоб он прочел из них хоть строчку.
— Тогда не следует их осуждать. Но неужели будет так ужасно, если и другие узнают о вас правду? — подзадорил редактор. — Ведь, в конце концов, вы же знаете, что книги Мадам В. пользуются большим спросом.
— Я рада, что они так нравятся читателям; ваш брат сказал мне, что сможет приступить к повторному изданию моей последней книги. И я уверена, что это благодаря появлению моих глав в вашей газете.
— Ну, не только благодаря этому, конечно. Они нравятся главным образом потому, что вы превосходно пишете. Но мне бы хотелось думать, что моя газета помогла этому так же, как публикация глав вашей книги помогла моей газете.
— Приятно слышать. Это значит, что мы полезны друг другу. Но самого факта, что я пишу готические романы, было бы достаточно, чтобы многие в свете отвернулись от меня и, возможно, осудили бы мою кузину просто за то, что она моя родственница.
— Не думаю, чтобы это привело к такому ужасному исходу, как вы опасаетесь.
— Я просто уверена в этом. Мне обещано приглашение к Олмаку, хотя я и не слишком жажду туда попасть. Но если правда обо мне станет известна, ни Люси, ни меня туда и близко не подпустят.
— Неужели будет столь ужасно, если вас туда не пустят? — вновь спросил мистер Уоррингтон с улыбкой, свидетельствовавшей, что он просто шутит. Он знал, как важно побывать у Олмака для всех, кто принадлежал к свету, в том числе, несомненно, и для мисс Дрейк, хотя она это и отрицала. — Вы только что сказали мне, что не слишком жаждете попасть в подобное место, значит, если вас туда не пустят, у вас просто окажется больше времени, чтобы писать.
— Что касается меня, мне действительно все равно, так как я не искала возможности туда попасть и не пошла бы, если бы от этого можно было уклониться. И я скоро уеду домой, поэтому неважно, что подумают обо мне в свете. Но если раскрытие тайны испортит сезон моей кузине, а он так много значит для нее, я никогда себе этого не прощу!
— Тогда будем надеяться, что тот, кто знает вашу тайну, не станет раскрывать ее. Хотя я думаю, что вы бы стали просто более известной, а не презираемой, если бы в свете узнали, как хорошо вы умеете их развлечь.
