Барбара Картленд - Любовь и вечность
Его поцелуй объяснил Нириссе, почему она чувствовала себя такой несчастной в этот день, почему не находила себе покоя и все вокруг казалось каким-то не таким.
Просто она полюбила этого человека.
Девушка уже тогда чувствовала это, но не осмелилась признаться даже себе.
» Я полюбила его, – думала она исступленно, – еще когда он вошел на нашу кухню, этот самый красивый на свете человек «.
И хотя Нирисса убеждала себя, будто он принадлежит Дельфине, ее непреодолимо тянуло к нему.
С той минуты, как они ехали вместе верхом в то раннее утро, она знала, что, когда его не было рядом, мир для нее пустел и все ее существо рвалось к нему и страдало.
Герцог целовал ее очень осторожно, бережно и нежно, словно боялся спугнуть.
Но мягкость и невинность ее губ вызывали в нем ответные чувства, и поцелуи его становились все более властными, настойчивыми и требовательными.
Он целовал ее, пока Нирисса не почувствовала себя парящей в небе, как будто исчезло все земное в них и они слились со звездами, Вдвоем они стали частью друг друга, их невозможно было теперь разделить.
Руки герцога сжимали Нириссу все крепче, он продолжал целовать ее, и она ощущала такой восторг, которого никогда не испытывала и даже не предполагала, будто может испытывать.
Ощущение счастья сродни было волшебному таинству лесов, которое ей доводилось узнать в детстве, и объединялось в ней с восторженным преклонением перед красотой Лина.
И все эти ощущения сливались воедино с образом герцога, а потом ничто уже в мире не существовало, кроме него и только него.
Руки, обнимавшие ее, губы, любовь к ней, которая переполняла его, она чувствовала ее, потому что отвечала ему такой же любовью.
Только когда герцог поднял голову, Нирисса, взглянув на него, проговорила каким-то совсем не своим, глухим голосом, словно звучавшим издалека:
– Я… люблю… вас!..
– Наконец-то я это услышал, – проговорил герцог, – и я люблю вас!
И снова он целовал Нириссу, целовал требовательно, неистово, словно боялся, что может не найти свою любовь, а теперь, когда нашел, хотел убедиться в этом.
Только когда им обоим стало трудно дышать и Нирисса, пробормотав какие-то слова, уткнулась лицом в его плечо, герцог заговорил, и голос его странно дрожал:
– Как скоро ты выйдешь за меня замуж, радость моя?
Тут Мирисса вернулась с небес на землю и, взглянув на него, с трудом выговорила:
– Я… сплю… или… вы и правда… просите… меня… выйти за вас замуж?
– Неужели я мог бы пожелать иного, когда по воле какой-то необъяснимой и таинственной силы тебе вручен ключ к нашему счастью – венок, который разрушил столь многие судьбы моих предков?
– В этом столько необыкновенного… я действительно смогла отыскать его, – согласилась Нирисса, – но… понимаете… я не могу… выйти за вас замуж.
Руки герцога напряглись, – Как это… не можешь выйти замуж?..
– Вы… должны… жениться на Дельфине! Герцог решительно покачал головой.
– Я никогда не заводил речь о браке с твоей сестрой, и у меня не было ни желания, ни намерений на этот счет.
– Но… Она думала… – начала было Нирисса.
– Я знаю, что она думала, – перебил ее герцог, – и на что надеялись несколько других женщин до нее, но я твердо понимал, Нирисса: я никогда не женюсь ни на ком, пока не смогу убедиться в том, что нашел свое счастье.
Он помолчал немного, прежде чем добавил:
– Не могу сказать с уверенностью, действительно ли я верил в проклятие над нашим родом или нет, но я всегда знал (назови это предчувствием или внутренним голосом): ни одна из женщин, с которой у меня возникли любовные отношения, не могла стать моей женой.
Нирисса не произнесла ни слова в ответ, и после паузы он заговорил снова:
– Мне трудно описать тебе мои переживания. Я стал циничным, подозрительным и лишенным иллюзий человеком, ведь всякий раз, встречая женщину, казавшуюся мне иной, чем все, я очень скоро, слишком скоро, начинал понимать, что она совсем не та, которую я искал, и вовсе не та, чей образ я лелеял в своем сердце, представляя свою будущую жену.
– Но Дельфина… ей казалось… будто вы… попросите ее выйти за вас замуж…
– Я просил ее… совсем об… ином…
– Она и это рассказывала… мне… Но она была убеждена, что вы… изменитесь… Герцог усмехнулся одними губами:
– Твоя сестра очень красива, но я понимаю теперь – ее красота всего лишь бледное отражение твоей.
Нирисса вспомнила, как Гарри говорил ей то же самое, и быстро-быстро заговорила:
– Но… вы не должны… так думать… И хотя я… люблю вас… мне не удастся стать с вами счастливой… если я буду думать… о том, какую боль я причинила… Дельфине.
Стало тихо. Молчание прервал герцог, недоверчиво спросив девушку:
– Я правильно понял, Нирисса, вы действительно намерены отказаться от меня?
– А как иначе я могу поступить? – растерянно проговорила девушка. – Я люблю вас… Вы знаете, что я люблю вас… Но если я выйду за вас замуж… Дельфина проклянет нас, и на вас опять повиснет проклятие… а если ее проклятие возымеет силу… и мы покинем… друг друга… тогда я не переживу этого!..
– Вы не можете, ты не должна произносить подобные вещи! – Герцог притянул Мириссу к себе. – Ты и правда думаешь, будто, отыскав тебя, я смогу потерять тебя снова?
Он наклонился и посмотрел ей прямо в глаза, словно желая убедиться в искренности ее слов, и произнес;
– Ты – моя! Я молился, чтобы отыскать тебя, но боялся, что тебя не существует! И вот, так неожиданно для себя, когда я вошел на кухню в доме твоего отца (самое невероятное из всех возможных место для встречи), я увидел тебя – настолько совершенную, настолько внутренне красивую, что на мгновение не смог поверить своим глазам!
– Вы… действительно… почувствовали все это тогда? – спросила Мирисса.
– Да, и намного больше, – сказал герцог. – И все же, поскольку я только человек, я пытался притворяться перед самим собой, будто я просто сбит с толку под влиянием превосходного обеда, приготовленного тобой, и того отличного вина, которое я выпил.
Он добавил, улыбаясь:
– Но уже тогда, любимая моя, я твердо решил повидать тебя снова, вот почему я пригласил твоего отца в Нин.
– Дельфина не хотела моего приезда.
– Я прекрасно понимал и это, но если у твоей сестры железная воля, моя – не слабее. И с какой бы решительностью ты ни пыталась отказать мне, я все равно доставил бы тебя сюда под любым предлогом, не важно каким.
Он посмотрел ей в лицо и спросил:
– Знаешь ли ты, как ты любима и как ты дорога мне? С тех пор, как ты перешагнула порог моего дома, моя любовь росла от часа к часу, от минуты к минуте.
