Патриция Грассо - Во власти соблазна
– Добрый день, ваша светлость.
Фэнси нервно улыбнулась дворецкому, когда он произнес:
– Добрый день, мисс Фламбо.
Степан обернулся к сестрам.
– Познакомьтесь, это Тинкер, дворецкий вашего отца. – И, показывая на каждую по очереди, назвал их по именам: – Белл, Блисс, Блейз, Серена, София, Рейвен. И, разумеется, Паддлз, пес. Ну, что вы об этом думаете, приятель?
Тинкер поднял брови.
– Думаю, моя жизнь теперь изменится.
Степан подмигнул ему:
– Все лучшее только начинается.
– Двери всегда отпираете вы? – спросила вдруг Блейз.
– Да, мисс.
– А нам это запрещено?
– Вы можете отпирать двери к своему сердцу, – ответил Тинкер. Губы его подозрительно подергивались от этого простодушного вопроса. Но он тут же взял себя в руки. – Их светлости ожидают в гостиной. Прошу вас, пойдемте со мной.
Тинкер шел вверх по лестнице, а следом за ним гуськом, словно утята за матерью, шли сестры. Степан и Фэнси, взявшись за руки, завершали шествие. Охи и ахи сестер при виде роскоши особняка смущали Фэнси.
– Ну как вы, держитесь? – прошептал князь.
– Не думаю, что я сумела бы все это выдержать без вас.
Степан улыбнулся.
– Ваши дочери прибыли, ваша светлость! – объявил дворецкий.
Герцог и герцогиня встали с кушетки у камина. Рядом с ними стояли Роберт Кемпбелл и Рудольф Казанов.
Семейная гостиная Кемпбеллов была теплой и очень уютной. Стены покрашены в кремовый цвет – превосходный фон для картин и портретов. Пол устилал персидский ковер золотых, красных, черных, синих и кремовых оттенков. Повсюду стояли группами диваны, кресла и кушетки приятных цветов, аромат сирени из множества ваз наполнял воздух. Над камином, облицованным белым мрамором, висел портрет нынешней герцогини.
– О, мои ненаглядные девочки! – Герцогиня Инверари кинулась через всю гостиную, чтобы заключить в объятия Белл и проводить ее на кушетку. – Бедная моя, как вы, должно быть, испугались!
Фэнси увидела, что Белл покраснела от смущения. Сестра вовсе не собиралась быть центром внимания. Жаль, что она не написала герцогине записку с советом не обращать внимания на шрам сестры хотя бы в первое время.
Приветливо улыбаясь, герцог Инверари вслед за женой пересек гостиную, чтобы поздороваться с сестрами. Их отец был приятным мужчиной, хотя и довольно жестким, привыкшим к тому, что его приказания выполняются беспрекословно. Однако Фэнси не сомневалась, что ее сестры очень скоро будут чувствовать себя в этой роскоши как дома.
– Вот и Милый Друг, – шепнула Блисс своей двойняшке.
Герцог повернулся к Блисс, поспешно отступившей назад.
– Кто это – милый друг?
– Мы назвали вас Милым Другом, а вашу жену Милочкой, – ответила ему Блейз.
Фэнси глянула на князя. Степан с трудом удерживался, чтобы не засмеяться вслух, у него даже плечи тряслись. В другом конце гостиной сыновья герцога хохотали, не скрываясь. Даже Тинкер издал сдавленный смешок, чем обратил на себя внимание герцога.
– Позаботьтесь об их вещах, – приказал ему герцог.
– Да, ваша… – Тинкер опять фыркнул, – светлость.
Отец с сомнением посмотрел на озадачившую его дочь:
– Это правда, Блейз?
Блейз хватило такта покраснеть.
– Фэнси сказала про вас «ваша светлость», а мы спросили ее, как мы должны будем вас называть. Она не знала, вот мы и решили обращаться к вам «Милый Друг» и «Милочка». – Она ослепительно улыбнулась ему, словно это решало все вопросы и объясняло их дерзость.
– Можете называть меня «папа», когда будете к этому готовы, – объявил он. – А до тех пор зовите меня «сэр» или «ваша светлость». Мою жену зовут Рокси.
– Мне больше нравится Милый Друг и Милочка, – шепнула Серена своей двойняшке.
– И мне тоже, – отозвалась София.
Сыновья герцога снова захохотали, и князь тоже. Даже у герцогини на щеках появились ямочки.
Фэнси и сама едва сдерживалась. Она сочла бы всю ситуацию очень смешной, если бы не столь явное нарушение светских приличий. Что же веселого в том, что сестры не знают, как обращаться к собственному отцу?
Герцог показал на кресла и кушетки, стоявшие у темного камина:
– Давайте присядем.
Фэнси почувствовала, что князь слегка сжал ее руку, подняла на него вопросительный взгляд и слегка качнула головой, показывая, что предпочитает остаться на месте.
Герцог Инверари взял Белл за руку:
– Прости, что не сумел защитить тебя.
– Спасибо за добрые слова, но это не ваша вина.
Герцог похлопал ее по руке.
– Фэнси говорила, что ты любишь работать в саду. Считай мои сады своими – и здесь, и в загородном поместье.
– Спасибо, ваша… сэр… папа.
Герцог кинул взгляд на Фэнси и снова обратился к ее сестре:
– Твое прощение для меня очень важно. Я виноват, что не уделял вам внимания.
– Нас огорчает только, что вы пренебрегали мамой, – сказала Белл.
– Я никогда этого себе не прощу.
Фэнси понимала, что эти слова предназначены скорее для нее. Если бы она могла простить его так же легко, как и сестры! Но они не помнят, как он в тот далекий день в Гайд-парке повернулся к ней спиной…
– А ты, София, художница, да? – спрашивал в это время отец.
Та кивнула.
– Чем же тебя привлекает живопись?
– Разнообразием чувств, – ответила девушка. – Я могу видеть у людей…
– София. – Фэнси призывала сестру к молчанию.
Герцог Инверари переводил взгляд с одной дочери на другую.
– Холст и краски доставят завтра утром.
София улыбнулась, глаза ее заблестели от возбуждения.
– Спасибо, ваша… папа.
– А это Серена?
Лицо девушки было безмятежно.
– Я двойняшка Софии.
– Я помню, как удивился, когда у Габриэль во второй раз родились близнецы. Хочу как можно скорее услышать, как ты играешь на флейте и поешь.
Фэнси отметила – и оценила, – как тонко он сумел заставить каждую из дочерей почувствовать себя особенной. Плохо только, что он тянул с этим пятнадцать лет. Как же поверить в его искренность?
– У меня много книг по математике, – говорил он на этот раз Блисс. – А где ты применяешь свои знания?
Блисс улыбнулась:
– У нас есть множество рецептов, требующих знания математики, и это не говоря о тканях и всяком таком…
– Понятно. – Герцог Инверари перевел взгляд с Фэнси на Блисс. – Думаю, математика – это больше, чем только рецепты и ткани, но я подожду, пока вы сами мне об этом расскажете.
Блисс показала на рыжеволосую девушку:
– А это моя близняшка.
– Блейз любит животных, – догадался герцог, – а рыжие волосы превращают тебя в кукушонка, попавшего в мое гнездо.
– Я буду называть вас «папа», если вы купите мне лошадь и обезьянку, – сказала Блейз.
