Элизабет Чедвик - Зимняя мантия
Симон нахмурился. Он припомнил, как собирал кубки в зале в Руане в тот день, когда впервые приехали английские заложники, состязание на руках, в котором победил Уолтеф.
– Шерифом здесь Пико де Сай? – спросил он.
– В Кембридже, – оскалился Уолтеф. – И он хуже всех, хотя они все одного поля ягода. Они грабят людей и наказывают их за малейшие огрехи. Ко мне они относятся с презрением, будто и не я здесь хозяин.
– Почему вы не поговорите с королем?
Уолтеф покачал головой.
– Я начинаю думать, что Вильгельм прекрасно знает, как ведут себя его шерифы, и он специально посылает ко мне таких людей.
– Я при дворе ничего такого не слышал, – нахмурился Симон.
– Это естественно. Тебе не могут быть известны все секреты жизни короля.
Симон не знал, как реагировать. При дворе никто открыто не говорил того, о чем думал.
– Мне кажется, король рад иметь вас в качестве племянника, – дипломатично заметил он.
Уолтеф мрачно усмехнулся.
– Он рад иметь меня там, где ему хочется.
От необходимости отвечать Симона спасла подошедшая Сибилла. На руках она держала крошечного ребенка.
– Симон! – Она поцеловала его в щеку. – Боже, мальчик, да ты уже выше меня!
– А вы, кажется, обзавелись малышом, – улыбнулся Симон, нервно вглядываясь в розовое личико в пеленках.
– Это – моя дочь Элисанд, – гордо заявила Сибилла. – Она родилась в День святого Винифреда.
Симон пробормотал поздравления. Прямо спросить, есть ли у Сибиллы муж, он постеснялся. В прошлом она была довольно любвеобильна, и Симон мог назвать с десяток кандидатов в отцы ее ребенка. Кроме того, он очень боялся младенцев. Эти такие с виду невинные создания умели издавать устрашающие звуки и еще более устрашающий запах.
– Элисанд – моя крестная, – сообщил Уолтеф. – Сибилла в прошлом году вышла замуж за Токи.
– Мои поздравления, – снова пробормотал Симон. Сибилла лебедем выгнула шею.
– Теперь я примерная жена, – гордо заявила она. – У меня отличный муж, дитя в колыбели и госпожа, которая вот-вот сама родит. – Она хмыкнула. – Больше уже не пошалишь!
– Они с Токи очень счастливы, – сообщил Уолтеф, когда Сибилла ушла, как о чем-то недоступном для себя самого. Но Симон не обратил на это особого внимания, поскольку в четырнадцать лет он слабо разбирался в таких вопросах. К тому же он только что расслышал гонг – сигнал к ужину, а он успел ужасно проголодаться.
Этот августовский день выдался душным. На женской половине в доме Уолтефа в Нортгемптоне все окна были открыты, чтобы роженице легче было освободиться от бремени.
Схватки у Джудит начались накануне вечером. Теперь уже взошло солнце, а она все еще не родила.
Даже в самых страшных своих кошмарах Джудит не предполагала, сколько страданий и унижений связано с родами. Наверняка грешники в аду страдают меньше. Боль все нарастала и стала совершенно невыносимой. Воды уже два часа как отошли, залив все вокруг.
– Теперь уже скоро, миледи, – утешала ее одна из повитух, поднося к ее губам чашу воды с медом.
Джудит судорожно сжала чашу – ее оглушил новый приступ боли. Она сжала зубы, чтобы не закричать.
– Не надо сдерживаться, миледи, – посоветовала повитуха и вытерла потный лоб Джудит салфеткой, смоченной в воде с лавандой. – Покричите.
Боль немного отпустила. Джудит хотелось плакать, но она не могла себе такого позволить при посторонних. Тем более в присутствии матери, которая за всем надзирала, не переставая напоминать ей, что она племянница короля и жена графа, поэтому ей не пристало орать, как простолюдинке.
При следующей схватке ее тело словно сжали щипцами. Она воззвала к святой Маргарет. Хорошо хоть это разрешалось.
– Вот так, милая, – приговаривала повитуха. – При следующей схватке начинайте тужиться. Ребенок будет в наших руках раньше, чем зайдет солнце.
Услышав это, Джудит вонзила ногти в ладони и с трудом сдержала рыдание. Она не знала, сколько еще сможет выдержать.
– Вы замечательно справляетесь, миледи, – улыбнулась повитуха. – Ребенок крупный и сильный.
– Не слишком большой? – ревниво спросила Аделаида.
– Нет, миледи, – поспешила утешить ее повитуха. – У вашей дочери широкие бедра, но выбраться ему пока трудно.
– Ха, – хмыкнула Аделаида, – верно, ленивый, как и его папаша.
Несмотря на слова матери, Джудит почувствовала удовлетворение. Здоровый мальчик, подумала она. Наследник Хантингдона и Нортгемптона. Его назовут Вильгельмом в честь дяди. Уолтеф, возможно, захочет дать ему имя Сивард, но мужа здесь нет, так что решать будет она.
Прошло, однако, довольно много времени, прежде чем показалась головка ребенка.
– Последний раз, миледи, – уговаривала повитуха. – Потужьтесь еще раз.
Джудит казалось, что голос звучит вдалеке. Она собрала последние силы для последнего усилия. Она знала, что умрет, если на этот раз ребенок не родится. Раздался радостный крик одной их повитух. Вышла головка. Аделаида быстро подошла поближе.
– Кто? – спросила она, нависая над роженицей.
– Пока нельзя сказать, миледи, еще немного… Ребенок выскользнул из тела Джудит на простынку, которую держала наготове одна из повитух.
– Мальчик… – радостно провозгласила Аделаида. Младенец издал тонкий писк, затем зашелся в крике. Смущенная повитуха распутала синюю пуповину, обвивавшую ножки младенца.
– Нет, миледи, – тихо возразила она. – Ваша дочь родила девочку.
– Девочку? – Аделаида сжала губы.
– Да, миледи. – Обрезав пуповину ножницами, она крепко запеленала ребенка в кусок чистой мягкой ткани. Крик постепенно стих, слышались только всхлипы малышки.
Джудит крепко сжала веки. Но слезы слабости и разочарования потекли по ее лицу. После всех мучений и страданий родить не наследника, а девочку…
– Желаете ее подержать? – повитуха поднесла к ней спеленутого ребенка.
– Нет. – Джудит отвернулась, отказываясь смотреть на дочь. – Унесите ее. Я больше не выдержу.
Сибилла взглянула на Аделаиду, но та не двинулась с места. Тогда служанка сама вышла вперед.
– Моя госпожа утомлена, – сказала она повитухе. – Пока я возьму девочку.
Женщина положила ребенка на руки Сибиллы.
– Так иногда бывает, – прошептала повитуха. – Они настраиваются на парня, а когда роды тяжелые и ребенок оказывается девочкой, они безумно расстраиваются. Она скоро придет в себя.
Несмотря на тихие голоса, Джудит расслышала слова повитухи. Ей казалось, что она никогда не смирится с этим ребенком. Ей только хотелось, чтобы все ушли и позволили ей заснуть и все забыть.
К постели подошла Аделаида.
– Посмотри на меня, дочь, – сказала она, сделав ударение на последнем слове.
