Элейн Барбьери - Полночный злодей
— Я знаю, дорогая.
— Только на прошлой неделе я посетила доктора Торо и узнала о свершившемся чуде — у меня будет ребенок Жерара! Поначалу я просто не могла поверить в это. Наконец до меня дошло, что это реальность. Мне захотелось выбежать на улицу и закричать о своем счастье на весь мир. Но я… я не смогла…
— Манон…
Манон опустила глаза, не в силах выдержать настойчивый взгляд пожилой женщины, и прошептала:
— В последнее время все складывалось непросто. Ходят слухи, что Жерар как никогда волочится за женщинами. Я не стала бы придавать этому никакого значения, как делала в прошлом, если бы мне не казалось, что его внимание ко мне постепенно тает.
Манон замолчала, чтобы несколько успокоиться.
— Я никак не могла решить, что же делать. Мне не хотелось говорить с Жераром, пока есть вероятность, что он не будет так же счастлив, как и я, узнав о свершившемся чуде, — Манон крепко сжала руку Мари, глядя ей в глаза. — А потом произошло это чудовищное похищение Габриэль… Жерар был так расстроен…
Слезы потекли по ее щекам, смывая подобие жалкой улыбки.
— Грустно говорить об этом, но именно эти ужасные события вернули мне Жерара. Он был опять так мил и внимателен, каким не припомню его уже многие месяцы, а я смогла дать ему то успокоение, которое он искал. Но… хотя мое счастье вернулось, я боялась. О Мари… — Манон разрыдалась. — Я не могу сказать ему о ребенке, пока не станет известно, что Габриэль вне опасности. Жёрар так ее любит! Он станет презирать меня, если я это сделаю! Боюсь, если Габриэль не вернется, то Жерар еще меньше обрадуется этому ребенку.
Мари, покачав седой головой, возразила:
— Нет, как это возможно? Нормальный мужчина должен чувствовать утешение в таких грустных обстоятельствах от самого факта, что он скоро станет отцом ребенка.
— Только не Жерар.
— Но…
— Не Жерар, Мари. — Манон опять зарыдала. — Поверь мне, не Жерар…
Доверив себя ласковым рукам Мари, которые обвились вокруг нее, Манон обняла старую женщину и крепко прижалась к ней, как не делала со времен своего детства. Она прошептала:
— Единственная надежда, что Габриэль вернется и тогда Жерар разделит со мной это счастье.
— Манон, моя девочка, — голос Мари задрожал. — Вы должны сказать господину Пуантро о ребенке… или уйти от него.
— Уйти от него?!
Выцветшие глаза Мари смотрели прямо на нее.
— Вы должны следовать внутреннему голосу, который проявляется у каждой женщины, носящей у себя под сердцем новую жизнь. Он подскажет вам, что надо делать. Если вы не в силах сказать господину Пуантро правду, надо принять меры, чтобы обеспечить свое будущее и счастье вашего ребенка.
— Пока в этом нет необходимости. Я молилась. Я знаю, Габриэль возвратится к Жерару. Тогда я смогу сказать Жерару о ребенке. Все будет хорошо, вот увидишь. Он наконец представит меня Габриэль, как равную, и мы поженимся. Все прочие увлечения Жерара будут забыты, я уверена.
— Манон, вы не должны питать иллюзии насчет господина Пуантро.
— Говорю тебе, Жерар оставит все свои увлечения! — Не замечая пронзительных ноток, появившихся в ее голосе, Манон освободилась из объятий старой служанки. — Габриэль будет возвращена Жерару, и все станет хорошо. Мне надо набраться немного терпения, вот и все. Еще чуть-чуть.
Прячась от участливого взгляда Мари, Манон решительно повернулась к туалетному столику. Она вытерла платком слезы и взяла баночку с кремом. Лицо ее приняло свое обычное выражение. Никакого волнения. Она вернулась к ежедневному ритуалу.
Роган стоял у своей каюты, прислушиваясь, сам не зная, что же он хотел услышать. В самом деле, чего он ожидал? У находившейся за дверью девушки не было иного выбора, кроме как выполнить его распоряжение и надеть, несмотря на бурные протесты с ее стороны, новый наряд.
Вы хотите, чтобы я носила эти лохмотья?
Он отдавал себе отчет в том, что избалованная мисс никогда в жизни не носила подобной одежды, а ее ухоженной кожи вряд ли касалось что-либо, кроме шелка или атласа. Эта прекрасная нежная кожа…
Обуздав разыгравшееся воображение и напомнив себе, что с этой девушкой следует держать ухо востро, ежели он не хочет оказаться у нее под каблуком, к чему она так стремится, Роган взялся за дверную ручку. Выждав несколько рассчитанных мгновений, он открыл дверь. Как и прежде, его встретила полная тишина. Потом раздался жалобный стон.
Бросившись к постели, на которой белели сбившиеся в беспорядке тряпки, Роган застыл на месте. Перед ним оказалась тоненькая фигурка, одетая в бесформенную матросскую одежду. Бледная больная девушка лежала не двигаясь.
— Мадемуазель Дюбэй…
Она не ответила. Казалось, она уже не дышит. У Рогана дрогнуло сердце.
— Мадемуазель…
Легкое трепетание век.
— Габриэль…
Едва слышный стон. Тут же подсев к своей трогательной узнице, он молча осмотрел ее. Потрогав рукой лоб, Роган обнаружил небольшой жар, затем он прикоснулся к ее щекам, рукам, дабы убедиться, что этот жар не распространился по всему телу. Несколько успокоившись от мысли, что если это и начало лихорадки, то не опасной, Роган мягко спросил:
— Что с вами, Габриэль? Вы заболели?
Опять чуть затрепетали веки, затем поднялись, и Роган прочитал в ее глазах, как она несчастна. В этот момент корабль поднялся на гребень волны, чтобы тут же рухнуть вниз. Габриэль Дюбэй стала похожа на зеленую тень, и ее вид объяснил ему все лучше любых слов. Морская болезнь… Он не видел еще человека, который страдал бы от нее сильнее.
Габриэль попыталась стереть со лба холодный пот, но рука бессильно упала рядом с ней на матрас. Он услышал, как она едва слышно выдохнула:
— Я умираю…
— Что-о?
Не заметив, что он произнес это вслух, Роган увидел, как чуть блеснули глаза, а затем услышал ее дрожащий голос:
— Я говорю вам, что я умираю.
— Вы не умираете. Вы просто еще не привыкли к морской качке. Вам нужно что-нибудь поесть и…
— Поесть? — Габриэль еще больше позеленела. — Гнусная скотина…
Роган стиснул зубы.
— Сядьте, мадемуазель.
Едва заметно она покачала головой.
— Я сказал, сядьте!
Ответа не последовало. Роган поднял ослабевшее тело Габриэль и, поддерживая ее рукой, посадил. Он впервые заметил, насколько велик для ее изящной фигурки матросский костюм — она буквально потерялась в складках рубахи.
Не отпуская ее, он продолжал давать указания:
— Держитесь! Вам станет лучше на свежем воздухе!
— Нет… — глаза оставались закрытыми.
— Откройте глаза.
Ответа не последовало; и он настойчиво повторил:
— Откройте глаза!
Прекрасные серые глаза открылись, чтобы тут же бессильно закрыться. Роган прорычал:
