Барбара Картленд - Замок в ущелье
Герцог солгал, он хочет обмануть ее, и все же… все же лорд Страткерн действительно ни слова не сказал ей о свадьбе. Да, он сказал ей, что любит ее. Он взял ее сердце, он завладел им безраздельно, но он ни разу, ни разу не попросил ее стать его женой! Теперь она понимала, почему. Теперь ей стало ясно, отчего он так заботился о ее репутации!
В самом деле, что может быть более предосудительным, чем оставаться наедине с женатым мужчиной, влюбиться в него, подставлять ему губы для поцелуев, отдать ему свою душу, в то время как его душа уже отдана другой?!
Все эти переживания, видимо, отразились на ее лице; Леона страшно побледнела, казалось, она вот-вот потеряет сознание; испугавшись, герцог резко рванул шнур звонка. Когда на пороге комнаты появился мажордом, он коротко приказал ему немедленно подать бренди.
Не прошло и нескольких минут, как бренди было подано в хрустальном графинчике; рядом с ним, на серебряном подносе, стояли маленькие хрустальные рюмочки.
Мажордом уже хотел было их наполнить, но герцог сделал ему знак удалиться, и когда дверь за управляющим закрылась, он долил до половины одну из рюмок и протянул ее девушке.
— Н-нет… благодарю вас, — попыталась возразить она.
— Выпейте! — приказал он. — Это должно вам помочь.
Она была слишком слаба, чтобы спорить с ним, а потому сделала так, как он велел.
Она почувствовала, как крепкий напиток, точно огнем, обжег ей горло, но, хотя вкус его и был ей противен, мысли ее прояснились, и она перестала так сильно дрожать. Герцог взял у нее из рук пустую рюмку и поставил ее обратно на поднос.
— Ну, а теперь, Леона, мне хотелось бы серьезно поговорить с вами.
Ей хотелось ответить, что она не в силах сейчас его слушать, ей хотелось убежать в свою комнату, спрятаться от всех, чтобы скрыть свое горе, мучительное чувство, что ее обманули и предали.
Однако воля герцога была сильнее, и ей ничего не оставалось, как только поднять глаза и, глядя ему в лицо, приготовиться выслушать то, что он собирался сказать ей.
— Я намеревался еще немного подождать, — начал он, — прежде чем сообщить вам о моих планах по поводу вашего будущего.
Леона ничего не ответила, и он продолжал:
— Я хотел, чтобы вы почувствовали себя здесь, в моем замке, как дома, хотел, чтобы вы привыкли к нашему образу жизни.
— В-вы, ваша светлость, были очень… добры ко мне, — удалось, наконец, выговорить девушке.
Ей трудно было говорить; Леона чувствовала только, что в груди у нее застрял тяжелый ком, будто кто-то положил ей туда камень, и она не может ни сдвинуть его, ни вздохнуть.
— Я думал, — продолжал герцог, — что вы здесь счастливы, что вы довольны своей жизнью у нас в замке. Вы выглядите сейчас совсем по-другому, не так, как в тот день, когда только что приехали сюда.
— Я… уже говорила вашей светлости, как я б-бла-годарна за платья, — запинаясь, выговорила Леона, — и за ж-жемчужное ожерелье.
— Это только небольшая часть того, что я собираюсь подарить вам, — сказал герцог, — потому что еще прежде, чем я увидел вас, Леона, я решил, что вы будете женой моего сына!
В первое мгновение Леона решила, что она ослышалась, слух обманул ее. Встретившись с ее вопросительным взглядом, герцог повторил еще раз:
— Я собираюсь выдать вас замуж за моего сына, маркиза Арднесса!
— Но… почему вы выбрали именно меня?
— Потому что я всегда восхищался вашей матерью. Вы происходите из хорошего, древнего шотландского рода. К тому же, вы крепкая, здоровая девушка, и вы, я надеюсь, родите мне внука, который унаследует титул, так что, наш род сможет продолжаться по прямой линии.
Леона умоляюще сложила ладони:
— Но… я еще даже не видела маркиза, ваша светлость.
— Я знаю, но прежде чем вы встретитесь с ним, я хотел бы, чтобы вы четко себе представляли, что повлечет за собой этот брак и что он даст непосредственно вам.
Он сделал небольшую паузу, прежде чем продолжить:
— Вы будете жить здесь, в замке, но у нас имеется также фамильный особняк в Лондоне, дом в Эдинбурге, который прекраснее, чем дворец Холлируд, и множество замков и земельных владений в других частях Шотландии и на островах.
Герцог немного помолчал.
— Вы сможете путешествовать, Леона, поехать за границу, — раньше, мне кажется, у вас не было такой возможности. Вы сможете посетить Францию и Италию, увидеть чудеса Греции, поехать в любую страну в любой части света, стоит вам только пожелать…
Леона молча, широко раскрыв глаза, смотрела на него.
— А ваш сын? Вы… советовались с ним? Он согласен? — выговорила она, наконец.
— Эуан женится на вас, как только я прикажу ему, — ответил герцог. — Но я хочу быть с вами откровенным, Леона: вам не придется ни в малейшей степени считаться с вашим мужем, вы можете вообще не обращать на него внимания, как только произведете на свет наследника.
— Но почему? Я не понимаю! Мне говорили, что он болен, но…
— Он никогда не отличался крепким здоровьем, — прервал ее герцог, — и я возил его по всему миру, показывал всем лучшим специалистам. Но все врачи — идиоты! Они ничего не смыслят в своем деле! Как бы там ни было, а он теперь мужчина, способный зачать ребенка, — вот что главное! Именно об этом мы и должны подумать, все остальное — неважно! — Герцог проговорил все это резко, почти грубо.
— Простите, может быть, мой вопрос покажется вам глупым, но я все-таки… не понимаю, — начала Леона. — Для чего маркизу вступать в такой странный, такой… необычный брак?
— Я хочу, чтобы вы стали его женой, Леона, — сказал герцог. — В вас есть все, что привлекает меня в женщине, все, что мне хотелось бы видеть в матери будущего герцога.
— Я… польщена, ваша светлость. Тем не менее, вы должны понять, что я не могу выйти замуж за человека, которого я не люблю.
Еще произнося эти слова, Леона с отчаянием подумала, что никогда уже не полюбит больше, а значит, никогда не сможет выйти замуж.
— Все это ваши романтические мечты, — заметил герцог. Он поднялся и теперь снова стоял у огня. — Вы достаточно умны, для того чтобы понять, что брак в аристократических семьях — это всегда сделка. Всякие болезненные и сентиментальные чувства двух особ, которые слишком молоды, чтобы разбираться в чем-либо и иметь собственное мнение, тут ни при чем. Речь идет о слиянии капитала и собственности двух родовитых семей, в чьих венах течет одна кровь.
— Но у меня… нет собственности, ваша светлость. По правде говоря, у меня нет даже гроша за душой! И я думаю, кровь, которая течет во мне, не может быть равной вашей!
— Ваш отец был английским джентльменом, и среди предков его не было таких людей, которых следовало бы стыдиться, — резко возразил герцог. — Мать ваша из рода Макдональдов, а ваш прадед был вождем клана, о котором еще и по сей день барды слагают песни.
