Шеннон Дрейк - Свет любви
— Миледи?
Элиза быстро обернулась и открыла дверь. Джинни поклонилась и отступила, а несколько слуг внесли в комнату тяжелую бронзовую ванну. Позади них шли служанки с огромными кувшинами горячей воды. Слуги поздравили свою госпожу с прибытием домой и поспешили покинуть комнату. С Элизой осталась только Джинни.
Крепко стиснув зубы, Элиза подумала, что от расспросов Джинни избавиться будет не так-то легко. Воля Джинни была железной, под цвет седеющих волос. Эта хрупкая женщина обладала упорством каменной башни. Для Элизы она стала второй матерью, и Элиза знала, что Джинни беззаветно предана ей. Элиза была благодарна за эту любовь и платила ей тем же. Как и Мишель, Джинни служила в доме уже несколько десятков лет, а горничной Элизы стала, едва той исполнилось восемь.
Джинни была не из тех горничных, которых можно смутить высокомерием, даже самым искусным и внушительным.
Дверь в комнату закрылась. Джинни стояла у порога, положив морщинистые руки на узкие бедра, и пристально оглядывала Элизу.
— Ты выглядишь недурно, дитя. Так где же ты была?
— Ехала домой, — сердито ответила Элиза. — Джинни, у меня страшно болит голова. Мне не нужна помощь…
— Нет, так легко ты от меня не отделаешься, Элиза де Буа! — решительно заявила Джинни, проходя по большой и роскошной комнате.
Когда-то эта комната принадлежала родителям Элизы, на что указывала массивная, высокая кровать. Ее шелковый полог отец Элизы привез с Востока, из последнего крестового похода. В Святой Земле Уильям нашел время выторговать немало ценных вещей. Полы устилали персидские ковры, тяжелые гобелены украшали стены. Изящные столики работы немецких мастеров стояли у высоких окон, шкаф длиной в двадцать футов тянулся вдоль левой стены. В изножье кровати стояли два турецких сундука: в одном хранился запас тонкого льняного белья, а в другом — самые различные виды мыла и ароматических снадобий для ванн.
Давно привыкнув к причудам своей госпожи, Джинни подошла к сундукам и, пренебрегая хмурой гримасой на лице Элизы, начала выбирать вещи, необходимые для купания. Она выложила на кровать льняные полотенца и мыло, порылась в сундуке и извлекла пустую вазу, в которой некогда хранился египетский мускус. С невинным лицом приблизившись к Элизе, Джинни протянула ей вазу.
— В чем… — начала Элиза.
— Разбей ее, — посоветовала Джинни. Глаза ее ярко блестели, несмотря на преклонный возраст.
— Разбить?
— Да, да, разбей! Швырни так, как только хватит сил! Пусть разлетится вдребезги!
Элиза хотела было осадить служанку и выслать ее из комнаты, ибо даже Джинни не могла ослушаться приказа, но внезапно рассмеялась. Это был горький, неприятный звук, но по крайней мере его можно было назвать смехом. Она взяла вазу и швырнула ее об стену изо всех сил.
— Отлично! — Джинни захлопала в ладоши. — Вот теперь тебе стало лучше.
— Да, пожалуй, — согласилась Элиза.
— Купание поможет тебе успокоиться, — улыбнулась Джинни. Она сняла с Элизы плащ, и Элиза со вздохом сбросила обувь, грубую шерстяную тунику и шагнула в воду.
Вода была такой горячей, что обжигала кожу. Но она прогоняла напряжение из мышц Элизы, а горячий пар смягчал острую боль в висках. Прикрыв глаза, а затем вновь открыв их, Элиза увидела, что Джинни стоит рядом с мочалкой и большим куском розового мыла.
— Спасибо, — пробормотала Элиза, принимая и то и другое. Джинни отошла, уселась на стул с высокой спинкой и устремила взгляд за окно, на расстилающиеся вокруг замка поля. Элиза взглянула на горничную, перевела взгляд на мыло и мочалку, а затем с яростью принялась мыться. Она терла кожу так, будто стремилась стереть с нее воспоминания о Брайане Стеде.
— Неужели вы отдали сердце вору, миледи? — наконец произнесла Джинни.
Изумленная Элиза на миг прервала свое занятие.
— Не говори глупостей, Джинни! — раздраженно отозвалась она.
Джинни помолчала и вздохнула.
— Если так, я рада, миледи. Однако знатные дамы иногда пренебрегают условностями своего сословия и влюбляются в нищих крестьян. И поскольку вы были бы в этом не первой, то вам нелишне узнать, каковы могут быть последствия этого опрометчивого поступка.
— Не бойся, — холодно ответила Элиза, окуная голову в воду, а затем вновь поднимая ее. — Уверяю, мое сердце отдано сэру Перси и никому иному.
— Гм… — Джинни задумалась. — Значит, ты считаешь, что сумеешь одурачить Перси?
Элиза прикрыла глаза и крепко сжала зубы.
— Джинни, сейчас лучше не раздражать меня, я слишком устала, и…
— Элиза, мне прекрасно известно, что я испытываю твое терпение! Но ты должна вытерпеть хотя бы из почтения к моему возрасту и многолетней службы твоей семье. А также ради будущего Монтуа.
— Монтуа? Джинни, что ты несешь? — Элиза раздраженно выпустила из рук мочалку, не замечая, что мыло течет по ее волосам. Если она будет пахнуть розами, ее перестанет преследовать острый мужской запах этого рыцаря…
— Миледи, вы можете дурачить старика вроде Мишеля, стражники и вовсе танцуют под вашу дудку, но я женщина, к тому же старая, и слишком многое повидала. Вы вернулись в чужой одежде, одна, на коне, который может принадлежать только рыцарю или вору, укравшему его у рыцаря. В ваших глазах пылает ярость, вы стремитесь остаться одна. Мой опыт подсказывает, что причина всему этому может быть лишь одна, и эта причина — мужчина.
— Правильно, я зла на мужчину, — сдавленно пробормотала Элиза.
— Тебя изнасиловали? Или соблазнили?
— Джинни!
— Можете ударить меня, миледи, но я не возьму своих слов обратно. Я забочусь о твоем будущем, Элиза, потому что люблю тебя.
Откуда она узнала, раздраженно удивлялась Элиза, неужели на лбу у нее написано, что она делила ложе с черноглазым дьяволом? Неужели и Перси все узнает? Что же делать? Признаться ему? Да, Перси надо признаться — это единственный выход. Но что, если Перси вызовет Стеда на поединок?
Стед заслуживает смерти, заслуживает того, чтобы ею пытали на дыбе, четвертовали, повесили, выпустили потроха, обезглавили…
А если погибнет Перси? Нет, этого она не вынесет…
Неужто она сошла с ума? Признаваться Перси нельзя ни в коем случае!
— Значит, за этого мужчину вы не можете выйти замуж, миледи? — тихо спросила Джинни.
— Замуж! — Элиза вздрогнула, схватила мочалку и уставилась на Джинни. — Никогда!
— Но если он овладел вами…
— Не совсем так.
— Это не важно. Даже если он соблазнил вас, его можно привести к алтарю. Конечно, Генрих умер, но Ричард должен поступать справедливо — и пусть Бог простит ему то, что Ричард свел в могилу своего отца! Вам принадлежит герцогство. Жаль, конечно, будь вы обычной девушкой…
