Невеста-наследница - Коултер Кэтрин

— Лежи и не вставай!

Он встряхнул одеяло и с силой опустил его на нее.

— Согрейся!

— Ты больше не приблизишься ко мне, Колин, я этого не позволю! Это было ужасно, ужасно, и я не потерплю, чтобы ты это делал! Черт бы тебя побрал, не трогай меня!

Это было последней каплей. Сначала были ее чертовы братья, а теперь и она сама отдает ему приказы, а она его законная жена и пора наконец начать учить ее, как следует вести себя жене! Он почувствовал, что его плоть снова восстала, и не стал раздумывать. Он обрушился на нее всем телом, зажал ей рот рукой, потом силой раздвинул ноги. На этот раз она сопротивлялась всерьез, но это ей не помогло. Он лежал между ее ног, разводя их все шире, пока не счел, что уже достаточно, потом медленно вошел в нее и — поскольку проход был уже скользким от его семени — быстро погрузился на всю глубину. Когда он двигался, Синджен ощущала боль, не такую резкую, как в первый раз, но все же достаточно сильную, потому что ее пораненная плоть кровоточила. На этот раз она не кричала. Она не желала, чтобы ее братья снова вломились в их спальню, тем более что Колин опять забыл запереть дверь. И она терпела его молча, вытянув руки вдоль тела и сжав их в кулаки. Лицо она отвернула, прижавшись щекой к матрасу, и лежала неподвижно. Его ярость прошла, и он больше не был ни неистовым, ни грубым. Он вошел глубоко в ее лоно, потом наполовину вышел, один раз, два раза, три, потом опять. Это продолжалось недолго. Он попробовал было поцеловать ее, но она упрямо не поворачивала головы. Она услышала, как его дыхание участилось, почувствовала, как тело его дернулось, содрогнулось. Изливая в нее свое семя, он глухо застонал, а когда все было кончено, не упал на нее, как раньше, а тут же вышел из нее и встал. От боли она едва не вскрикнула.

Она чувствовала себя такой разбитой, что сомневалась, сможет ли завтра ходить. Она знала, что он стоит у кровати и смотрит на нее, но ей было все равно. Какая разница, что она лежит перед ним голая, что ноги ее широко раскинуты? Теперь это уже было не важно, теперь все было не важно, не имело никакого значения. Если он пожелает, то сможет овладеть ею еще раз и она ничего не сможет поделать. Пусть смотрит. Ей все равно. Он стоял молча, но она по-прежнему слышала его дыхание, шумное и частое.

— Я… вся липкая и хочу вымыться.

Он замер. Господи Иисусе, легко себе представить, какой липкой и мокрой она себя чувствует. Ведь он только что излил в нее свое семя три раза подряд. Он вздохнул, пытаясь взять себя в руки и подавить чувство вины и злости на эту абсурдную, несуразную ситуацию.

— Лежи, я все сделаю. Я велю принести тебе воды и полотенце.

Синджен не шелохнулась, только закрыла глаза. Это была ее первая брачная ночь, и она была ужасна. Она не принесла ей ничего, кроме боли и стыда, а потом в довершение всего к ней в спальню вломились Дуглас и Райдер. Она перевернулась на бок, спиной к Колину, и подтянула колени к груди. Ей хотелось, чтобы время повернуло вспять и она снова стала прежней Синджен, такой, какой она была еще месяц назад. Той Синджен все на свете представлялось ясным и простым; той Синджен были ведомы радость, веселье, юмор, и она мечтала о любви. Она увидела Колина, и ее мечта сбылась. Но той Синджен больше нет. Теперешняя Синджен ни о чем не мечтает и ничего толком не знает. Все ее надежды рухнули, все пошло вкривь и вкось.

Она заплакала — впервые за последние три года.

Колин стоял возле кровати и чувствовал себя тем, кем назвал его Дуглас, — проклятым похотливым ублюдком. И он уже ничего не мог исправить. Его молодая жена рыдала. Это не были милые, деликатные женские всхлипывания; это были настоящие рыдания, хриплые, некрасивые, режущие слух.

— О, черт, — пробормотал он, лег рядом с ней и прижался к ее спине. Ее рыдания стали тише, и она начала икать. Он поцеловал ее в затылок.

Она вмиг напряглась.

— Пожалуйста, Колин, не делай мне больно. Я ничем не заслужила нового наказания.

От этих слов он зажмурил глаза. Она говорила то, что думала, в этом не приходилось сомневаться. И виноват во всем был он, он был с ней слишком груб и действовал слишком быстро. Господи помилуй, он взял ее три раза, и за третий раз ему должно быть стыдно. Собственно, и вторым тоже нечего гордиться, но второй раз хотя бы можно понять. Однако третий действительно был не чем иным, как самым настоящим наказанием. Да, он вел себя отнюдь не лучшим образом.

— Я больше не возьму тебя сегодня, — сказал он. — Кроме всего прочего, я на это и не способен: во мне не осталось семени. Закрой глаза и спи.

К его удивлению, она так и сделала. Спала она долго и крепко. Наутро Колин разбудил ее, перевернув ее на спину и откинув одеяло. От внезапного холода она проснулась и открыла глаза. Он стоял над ней, держа в руке влажное полотенце.

— Лежи спокойно, я оботру тебя.

— Нет, нет!

Синджен метнулась прочь от него и торопливо перекатилась на дальний край огромной кровати.

— Нет, Колин, не надо. Я все сделаю сама. Пожалуйста, выйди.

Он стоял, сдвинув брови, держа полотенце в протянутой руке и чувствуя себя полным дураком.

— Хорошо, — сказал он наконец.

Он бросил ей мокрое полотенце и услышал, как оно звонко шлепнуло ее по запястью.

— Энгус сейчас принесет два ведра горячей воды, чтобы ты могла принять ванну. Мойся быстрее, потому что мне тоже хочется искупаться, а ты, насколько я могу судить, вовсе не жаждешь разделить со мной ванну, хотя теперь я твой муж. А ведь именно этого — и не отрицай — ты хотела больше всего на свете: замужества и моего мужского тела — правда, поначалу в обратной последовательности.

— Да ты, я вижу, сердишься, — проговорила она, натягивая одеяло до самого носа. Она была явно озадачена. — Это очень странно, Колин, ведь это не я сделала тебе больно, а ты мне. Как после этого ты смеешь на меня сердиться?

— Я сержусь не на тебя, а на всю эту дурацкую ситуацию. В эту минуту кто-то постучал в дверь.

— Лежи тихо, — бросил он ей через плечо. — И не раскрывайся.

Однако это оказался Энгус, а не ее разъяренные братья со шпагами наголо. Старый слуга тащил два больших ведра воды, над которыми поднимался пар.

Когда Энгус вылил их в фарфоровую ванну и ушел, Колин сказал:

— Тебе придется подойти к ванне голой и залезть в нее. Или ты не хочешь?

Она не хотела и отрицательно покачала головой.

Он сбросил с себя халат, забрался в ванну и откинулся назад, так что наружу вылезли голые коленки. Синджен посмеялась бы над его видом, если бы не чувствовала себя такой несчастной. Ей не хотелось вставать с кровати. И не хотелось встречаться с братьями.

Они ни словом не упомянули о вчерашнем. Похоже, и Дуглас, и Райдер твердо решили, что отныне больше не будут ни спорить, ни драться с Колином Кинроссом. Более того, судя по их виноватому виду, они понимали, что вчера поставили свою сестру в ужасающе неловкое положение. Она смутилась еще больше, когда осознала, что они скорее всего обсудили между собой создавшуюся ситуацию и договорились вести себя так, будто ничего не произошло. Знать, что кто-то, пусть даже ее собственные братья, обсуждает то, что произошло с ней минувшей ночью, было невыносимо. После второй чашки кофе Райдер сказал:

— Мы с Дугласом уезжаем, Синджен. Нынче же утром. Мы оба сожалеем, что вломились к вам и так тебя сконфузили. Но если когда-нибудь мы будем тебе нужны, напиши нам или пошли доверенного человека к Дугласу или ко мне — и мы тотчас же явимся к тебе на помощь. Мы сделаем все, чего бы ты ни пожелала.

— Спасибо, — произнесла Синджен. Внезапно ей захотелось, чтобы они не уезжали и чтобы не давали обещания не вмешиваться в ее жизнь. Сколько она себя помнила, они всегда вмешивались. Они любили ее. Даже прошлой ночью — даже тогда они действовали так, потому что любили ее.

Когда час спустя они стали прощаться, у нее упало сердце. Она вдруг почувствовала себя совершенно одинокой и впервые по-настоящему испугалась того, что сделала. Она бросилась в объятия Дугласа и крепко обхватила его руками.