Вера Крыжановская - Царица Хатасу
Задыхаясь от бешенства, Саргон смотрел налитыми кровью глазами на девушку. А та становилась все спокойнее и с мрачной решимостью предписывала ему правила обращения с собой.
— Нейта, ты заплатишь мне за эту минуту! — крикнул он хриплым голосом. — Я позабочусь, чтобы твоя любовь угасла за неимением предмета. Я уничтожу Кениамуна, этого червяка, осмелившегося встать на моей дороге. Я хочу, чтобы ты любила меня, и несмотря ни на что, ты полюбишь меня.
Он замолчал. Смертельная бледность сменилась у него румянцем. Нейта с ужасом и состраданием смотрела на его мучения. Подойдя к нему, она дотронулась до его руки:
— Приди в себя, Саргон. Я не сержусь на тебя за то, что ты принудил меня стать твоей невестой. Я принимаю твою любовь и покровительство и буду тебе верной женой. Только не требуй от меня чувства, которого я не могу дать. Удовлетворись моей дружбой и будь ко мне добр. Не преследуй Кениамуна, он для меня не более чем друг, и я ничего не теряю, отказываясь от него. Человека, которого я люблю всеми силами души, разделяет со мной непроходимая пропасть. Ни ты, ни кто другой никогда не узнаете, кто он. Если ты действительно любишь меня, будь добр ко мне и не пугай меня, как ты это только что сделал.
Она осеклась и, прижавшись головой к плечу принца, залилась слезами. Саргон вздрогнул и как будто пробудился ото сна. Несмотря на только что перенесенное потрясение и безжалостное открытие, что Нейта любит другого, слезы любимой женщины и прикосновение душистых волос подействовали успокаивающе. Нерешительным жестом он обнял Нейту и прикоснулся к ее лбу холодными дрожащими губами.
— Вернемся на террасу, наши гости, вероятно, ждут нас, — глухим голосом сказал он.
Нейта вытерла слезы и протянула ему руку. Когда они появились среди гостей, то оба уже были настолько спокойны, что не обратили на себя ничьего внимания. Саргон смешался с толпой мужчин и почти не обращал внимания на Нейту. Только когда, прощаясь, он поцеловал ее, глаза его вспыхнули страстным огнем. Девушка вздрогнула и побледнела, однако заставила себя улыбнуться и возвратила ему поцелуй.
На обратном пути женщины не обменялись ни словом. Уже выходя из носилок, Сатати сказала вполголоса:
— Когда ты разденешься, отошли служанок. Мне нужно поговорить с тобой.
Нейта утвердительно кивнула. Полчаса спустя они остались одни в спальне Нейты. Бледная и расстроенная девушка полулежала в кресле, одетая в длинные ночные одежды. Сатати села рядом и взяла ее за руку.
— Во — первых, хочу сообщить тебе радостную новость. Со всеми нашими денежными заботами покончено. Царица, в память о твоем отце, выкупает его мумию и уплачивает все долги Пагира и Мэны. С этой стороны мы спасены. Но меня беспокоит другая вещь — твои отношения с ассирийцем, чья безумная страсть может стать для тебя роковой. Будь осторожна, Нейта, и не показывай ему открыто своего равнодушия. Он не похож на Хартатефа, который, несмотря на свои недостатки, был снисходителен и смотрел на тебя как на ребенка. Страстно любя тебя, он не оскорблялся ни одним из твоих капризов. Саргон же дорого заставит заплатить тебя за твои выходки. Его отвергнутая любовь может превратиться в ненависть, и тогда этот человек будет беспощаден к тебе. Итак, дитя мое, не раздражай его. Я боюсь, что ты уже непоправимо оскорбила его. Когда вы возвратились из сада, у него было странное выражение лица, и меня испугал его гневный взгляд, с ненавистью устремленный на тебя. Признайся, Нейта, что произошло между вами?
Несмотря на недоверие и тайную враждебность к Сатати, Нейта почувствовала, что на этот раз она права и ее советы доброжелательны.
— Ты права, Сатати, — ответила она, вздыхая, — но я боюсь, что твой совет пришел слишком поздно. И она рассказала все, что произошло в саду.
— Да, все это неприятно и очень трудно исправить, — сказала озабоченно Сатати. — Никогда не забывай, Нейта, что если между вами произойдет что — нибудь серьезное, ты немедленно должна сообщить об этом мне, чтобы я могла предупредить царицу. Если ей будет все известно, никакая опасность не сможет коснуться тебя. Ее могущественная помощь повсюду будет сопровождать тебя, так как вас связывают тайные узы. Подумай об этом, Нейта, и не говори никому о том, что я тебе сказала.
Когда гости разъехались, Саргон в страшном возбуждении вошел в свою комнату. Сорвав с себя все украшения, он выгнал рабов и, как тигр в клетке, стал ходить по комнате. В какой кошмар превратилось обручение! А ведь он надеялся, что это будет лучший день его жизни. Он добился руки, но не сердца страстно любимой женщины. И он, такой гордый, насмехавшийся над любовью и женщинами, теперь был отвергнут. При воспоминании о суровости, с которой она запретила ему приближаться к себе и давать волю своим чувствам, при воспоминании об отвращении, с которым она вырвалась из его объятий и уклонилась от его поцелуев, целый ураган отчаяния, бессильной ярости и жажды мести наполнил душу молодого хетта. Все кипело в нем. Хриплые стоны вырывались из его груди, и тысячи фантастических проектов громоздились в возбужденном мозгу. Он не собирался терпеть, он хотел, чтобы его не жалели, а любили так же, как он сам любил. Наконец, разбитый нравственными мучениями и физической усталостью, Саргон бросился на кровать и заснул тяжелым, беспокойным сном…
Хартатеф продолжал жить в своем подземелье, не зная ничего, что делается на свете, за исключением редких известий, передаваемых его стражами. Он покидал тайник только ночью, чтобы подышать чистым воздухом на берегу Нила. Усталость и отчаяние стали овладевать молодым человеком. Все его чувства замерли. Тяжелая и нездоровая атмосфера, в которой он жил, разрушительно действовала на нервы и здоровье. Он знал от Ганоферы, что его продолжают разыскивать, но от него скрыли, что мумия старого Мэны выкуплена, а Нейта уже обручена с Саргоном.
Узнав, что его требуют к Сэмну, Сменкара чуть было не лишился чувств. Отправляясь на эту аудиенцию, он перебирал в уме длинную цепь своих преступлений и беззаконий, со страхом спрашивал себя, какое из этих позорных дел могло привлечь внимание могущественного министра Хатасу.
Когда речь зашла о выкупе мумии, он успокоился. Но безжалостные угрожающие слова Сэмну о том, что за ним будут следить и при первом же неблаговидном поступке он будет сослан в каменоломни, страшной тяжестью легли на сердце ростовщика. Смутное беспокойство о будущем тревожило его.
Однажды ночью, дней пятнадцать спустя, Ганофера с мужем, закончив все дневные дела и навестив Хартатефа, собирались уже ложиться спать, как вдруг постучали в дверь их частной квартиры. Удивленный и обеспокоенный, Сменкара побежал узнать, кто осмелился явиться в такое неурочное время. «Открой, или тебе будет плохо», — ответил чей — то повелительный голос, и нетерпеливая рука снова стукнула в дверь. Оробевший ростовщик открыл дверь и впустил высокого мужчину. Незнакомец так тщательно был закутан в темный плащ с капюшоном, что невозможно было разглядеть его лицо и костюм.
