Элизабет Вернер - Влюбленная американка
Несколько секунд Джен и Вальтер молча смотрели друг на друга, пораженные до последней степени. Вдруг лицо Фернова просияло, точно его осветил яркий солнечный луч; его голубые глаза мечтателя загорелись страстным огнем; весь облик молодого офицера говорил о безграничном счастье. Эта минута неожиданного свидания выдала сердечную тайну Фернова.
Джен, напротив, смертельно побледнела; колени ее подгибались, она пошатнулась и упала бы, если бы Генри ее не поддержал. Его рука стиснула руку молодой девушки, точно железным кольцом, и он с такой силой прижал ее к своей груди, как будто хотел раздавить. Но Джен ничего не чувствовала. Взгляд Алисона впился в лицо невесты, и даже дрожание ее ресниц не ускользнуло от его глаз. Ледяное, злое выражение разлилось по лицу молодого американца. Теперь ему не нужно было никаких слов, никаких объяснений — он знал достаточно.
Фернов первым пришел в себя. Он видел только Джен и потому не заметил ни маневра Алисона, ни выражения его лица.
— Мисс Форест, я и не подозревал, что встречу вас здесь! — проговорил он.
По руке молодой девушки Генри почувствовал, как она вся вздрогнула при звуке голоса Фернова. Он медленно выпустил ее руку, и это движение заставило Джен опомниться.
— Мистер Фернов, — произнесла она, — и мы не ожидали вас увидеть, так как считали, что ваш полк находится уже под Парижем.
Голос молодой девушки звучал так же холодно, как раньше, а глаза старательно избегали взгляда Фернова. Сияние исчезло с лица Вальтера; его глаза затуманились, и прежняя мрачность сменила краткий миг счастья.
— Наш полк вернули назад — охранять горы! — ответил он, тщетно ловя взгляд молодой девушки.
— Значит, это от вас исходит приказание задержать нас, мистер Фернов? Я прекрасно понимаю, что вы исполняете только свою обязанность, и мы, конечно, должны подчиниться вашему требованию.
Собрав последние силы, Джен повернулась и, подойдя к Аткинсу, скрылась за его спиной.
Губы Фернова задрожали. Перед ним снова была холодная, надменная мисс Форест. Она забыла тот момент, когда они расставались, а он помнил о нем ежеминутно, храня в своей душе это воспоминание, как святыню, как сладкую мечту. Очевидно, Джен вздрогнула от отвращения при виде его; она так ненавидела его, что даже не могла скрыть свои чувства! Невольно ему вспомнилась сцена у развалин старого замка, и снова, как и тогда, гордость победила в нем сердечную боль.
— Фридрих! — твердым голосом позвал он.
— Что прикажете, ваше благородие?
— Проводи даму и обоих господ в замок, к доктору. Мистер Аткинс расскажет ему, что нужно, а ты попроси доктора передать все услышанное господину полковнику. Вы знаете доктора Беренда, мистер Аткинс, так как встречались с ним в Б. Он позаботится о вас, а я, к сожалению, должен остаться здесь по служебным делам. Простите, пожалуйста.
Приложив руку к каске, он отдал общий поклон и быстрыми шагами направился в противоположную сторону, где находился первый сторожевой пост.
С чувством бесконечного блаженства Фридрих зашагал впереди «американской шайки», которую ему поручили проводить в замок. Он ничего не понял из происходившего на английском языке разговора Фернова с путешественниками, но был убежден, что ненавистные американцы — злостные шпионы, и теперь в его силах спасти полк от большого несчастья. Он шел с высоко поднятой головой, постоянно оглядываясь на своих спутников, так как был готов пустить в ход оружие, если кто-нибудь из трех «шпионов» вздумает бежать. К счастью, американцы об этом и не помышляли. Впереди всех шел Аткинс, а за ним следовали Джен и Генри, не обменявшиеся между собой ни одним словом.
— Значит, теперь мы всецело находимся в вашей власти, мистер Фридрих, — саркастически проговорил Аткинс.
Фридрих с чувством собственного достоинства взглянул на американца. Он, конечно, считал себя неизмеримо выше Аткинса: ведь он был теперь начальником, а тот — подчиненным, — но мнимое смирение высокомерного американца смягчило солдата.
— Так приказал поручик Фернов, — ответил он, — а если поручик Фернов принимает в вас участие, то с вами не случится ничего плохого.
— Вы снимаете тяжесть с моей души, — продолжал иронизировать Аткинс, — я бесконечно признателен вам за то, что вы меня успокоили. Значит, вы не закуете нас в кандалы, не бросите в темницу? Слава богу! Однако скажите, милейший мистер Фридрих, что за метаморфоза произошла с вашим господином? Это просто что-то невероятное. Профессор стал с головы до ног боевым героем. Его ученость не помешала ему усвоить в течение шести недель такие премудрости, как «военная команда», «караульный пост», «приказ» и тому подобное; можно подумать, что он всю жизнь провел в походах, а не просидел за книгами. Скажите, куда он дел свою робость и рассеянность?
— Оставил в Б., у письменного стола! — сухо ответил Фридрих.
Этот ответ поразил Аткинса.
«Даже Фридрих поумнел, — подумал он, — только этого недоставало!»
Однако доктор Беренд подверг большому сомнению умственные способности Фридриха, когда солдат предстал перед ним через десять минут после этого разговора. Все офицеры, за исключением полковника, находились на террасе. Фридрих подошел к доктору и отрапортовал, приложив руку к козырьку:
— Честь имею явиться от поручика Фернова. Он посылает вашему высокоблагородию трех шпионов и просит доложить господину полковнику.
— Да ты с ума сошел! — воскликнул доктор, громко смеясь. — Какое мне дело до шпионов? Разве они ранены?
— Никак нет, они совершенно здоровы.
— Фридрих, вы, вероятно, опять что-нибудь напутали, — вмешался в разговор капитан, задумчиво глядя в свой бокал. — Вероятно, поручик приказал вам обратиться к майору.
— Нет, к господину доктору, — настаивал Фридрих, — так как доктор знал их еще в Б. Среди шпионов находится племянница доктора Стефана, американская мисс.
— Мисс Форест? — воскликнул доктор, вскакивая с места. — Какое счастье привалило этому Вальтеру! Случай посылает ему такую добычу, а он под эскортом отправляет ее сюда. Нет, в целом свете только один Вальтер Фернов способен на такой поступок.
— Мисс Форест? Что за мисс Форест? Да говорите, ради бога, доктор! — послышались со всех сторон любопытные возгласы.
— Не задерживайте меня, господа, — ответил доктор, — мне необходимо как можно скорее уладить это досадное недоразумение. Вы спрашиваете, кто такая мисс Форест? Родственница нашего самого известного в городе врача, молодая американка, унаследовавшая от отца миллионное состояние. Ей восемнадцать лет, она — красавица в полном смысле этого слова; все мужское население Б. поклонялось ей, в том числе и я. Берегись, Фридрих, если ты позволил себе какую-нибудь неучтивость по отношению к мисс Форест!
