Сидони-Габриель Колетт - Клодина замужем
– Я бы не прочь, – с невинным видом вздыхает она, – но такие места находятся под наблюдением полиции… кто-то мне об этом говорил.
– Наплевать мне на полицию.
– Вам – да: ваш Рено – покорный муж…
Её голос меняется.
– …Клодина, – раздумчиво выговаривает она, – Рено, только Рено может… – Я в изумлении смотрю на неё и не нахожусь что ответить. Стройная в своём светлом платье, она с серьёзным видом ждёт, подперев кулачком детский подбородок. – Да! Клодина, наш покой – в его руках… и в ваших.
Она распахивает объятия, её лицо, непроницаемое и нежное, притягивает меня.
– Наш покой! О дорогая! Можете назвать его нашим счастьем. Но поймите, что я не могу больше ждать, ведь теперь я знаю, как вы сильны, теперь страстная и робкая Рези принадлежит вам!..
Я устремляюсь к её рукам, к её губам; я готова мириться с узкой, стесняющей движения одеждой, я вот-вот испорчу нашу радость своей торопливостью…
Она вырывается из моих объятий:
– Тс-с! Кто-то идёт!…
(Как она боится! Она стала ещё белее и прислушивается, наклонившись вперед; у неё расширились зрачки!.. О! Хоть бы этому несчастному Ламбруку свалилась на голову труба и освободила нас от его присутствия!)
– Рези, любовь моя, почему вы решили, что Рено…
– Да, именно Рено! Он умный муж, он вас обожает. Надо ему сказать… почти всё, и его любящее сердце подскажет нам выход.
– А вы не боитесь его ревности?
– Нет…
Ах, эта её ухмылка!.. Один её двусмысленный жест, изгиб лукавых губ – и готовое вырваться у меня смелое признание замирает на устах. Подозрительность омрачает мою радость, хотя до сих пор чувственная Рези была со мной вполне искренна, и я упивалась нежностью её кожи и голоса, я купаюсь в её волосах, заботу о которых она мне поручает, и не могу оторваться от её губ… Неужели этого мало? Чего бы мне ни стоило, я попрошу помощи – не теперь, позднее, я ещё хочу разобраться в своих чувствах! – попрошу помощи у Рено; я готова ради неё растоптать свою стыдливость и гордость, лишь бы наша страсть обрела надёжную гавань.
Капризы, раздражение, слёзы, примирения, сумасшедшие минуты, когда мы теряем голову от одного прикосновения – вот отчёт о прошедшей неделе. Я ещё не говорила с Рено: мне дорого обходится это молчание! И Рези сердится. А я даже не призналась своему дорогому папочке, как далеко зашли наши с Рези ласки… Впрочем, он всё знает в общих чертах и от этого приходит в крайнее возбуждение. Что за необъяснимая жажда к сводничеству заставляет его подталкивать меня в объятия Рези, одевать меня для неё? В четыре часа я отбрасываю книгу, помогавшую мне скоротать время, а Рено (если он рядом) встаёт» суетится: «Ты идёшь туда? – Да». Он запускает в мои волосы свои ловкие пальцы, чтобы взбить локоны, склоняется надо мной, щекоча меня усами, поправляет мне галстук, сплетённый из толстых шелковых нитей, потом проверяет, свежий ли у меня воротничок. Зайдя ко мне за спину, он следит за тем, ровно ли сидит на мне меховая чалма, подаёт соболью муфту. Наконец, он суёт мне в руки букет тёмно-красных роз, какие любит моя подруга! Признаться, я ни за что бы до этого не додумалась.
На прощанье он нежно меня целует:
– Ступай, девочка моя. Будь умницей. Не теряй гордости, не будь слишком покорной, сделай так, чтобы ты была желанной…
«Желанной…» Я и так желанна, увы! Но отнюдь не благодаря продуманной тактике.
Когда Рези приходит ко мне, я нервничаю ещё больше. Я принимаю её здесь, в спальне, – это наша с Рено комната. Стоит повернуть ключ – и мы одни. Однако я не хочу. Мне, кроме всего прочего, претит мысль, что горничная моего мужа (молчаливая девушка, чьи движения бесшумны и вялы) вдруг постучит в запертую дверь: «Тут корсаж госпожи… портниха хотела бы ещё раз обмерить проймы». И наверняка под дверью будет подслушивать Эрнест, лакей, похожий на святошу. Вся эта прислуга – не моя, я прошу их о чём-нибудь крайне редко и через силу. А больше всего я, надобно признаться, боюсь любопытства Рено…
Вот почему, сидя в спальне, я безучастно наблюдаю за Рези, которая находится во всеоружии своего очарования и. морща носик, осыпает меня упрёками:
– Вы ничего для нас не подыскали, Клодина?
– Нет.
– Вы не обращались к Рено?
– Нет.
– Это жестоко…
Она едва слышно выдыхает это слово и неожиданно опускает глаза, а я чувствую, что вот-вот сдамся. Но появляется Рено, деликатно стучится и слышит в отчет раздражённое «Войдите».
Мне совсем не нравится, что по отношению к Рено Рези ведёт себя с кокетливой покорностью; не люблю Я и его манеру вынюхивать у неё то, что мы от него скрываем, шарить глазами по её волосам и платью, словно надеясь увидеть следы моих ласк.
Вот и сегодня при мне… Когда она входит, он целует ей обе руки ради удовольствия сказать потом:
– У вас, теперь, кажется, одни духи с Клодиной: сладковато-тяжёлый шипр.
– Да нет! – простодушно возражает она.
– Значит, мне показалось.
Рено переводит на меня понимающий одобрительный взгляд. Всё у меня внутри восстаёт… Может, повиснуть от отчаяния у него на усах, пока он не закричит, не ударит меня?.. Нет. Я ещё держусь, креплюсь изо всех сил, глядя на этого вежливого мужа, позволяющего жене резвиться, предаваясь невинным детским забавам. Кстати, он готов уйти, проявляя оскорбительную сдержанность кабинетного червя. Я пытаюсь его удержать:
– Останьтесь, Рено…
– Ни за что! Рези выцарапает мне глаза.
– С какой стати?
– Я слишком хорошо знаю, душенька, чего стоит свидание с тобой…
Мою радость отравляет страх: а что, если непостоянная и лживая Рези отдаст предпочтение Рено! Как нарочно, сегодня он чертовски хорош в длинной визитке; у него изящные ноги, широкие плечи… И Рези тут как тут, причина всех моих хлопот – в манто из выдры, на золотых волосах – весенняя шляпа, украшенная сиренью и зелёными листьями… Я чувствую, как меня подхватывает уже знакомая волна жестокости, заставлявшая меня когда-то бросаться на Люс с кулаками, царапаться… Каким сладким бальзамом показались бы мне сейчас слёзы Рези, пролейся они на мою истерзанную душу!
Она замолкает, смотрит, и её взгляд красноречивее всяких слов… Я не могу устоять и сдаюсь.
– Рено, дорогой, вы куда-нибудь собираетесь перед ужином?
– Нет, девочка моя, а почему ты спрашиваешь?
– Я бы хотела поговорить… попросить об одной услуге.
Рези вскакивает с кресла, торопливо поправляет со счастливым видом шляпу… она поняла:
– Я ухожу… Да, вот именно, никак не могу остаться… А завтра мы побудем вместе подольше, да, Клодина? Ах, Рено, как, должно быть, вам завидуют, что у вас такая прелестная девочка!
Она исчезает под шелест собственных юбок, оставив Рено в замешательстве.
