Лана Паркхилл - Четырехлистный клевер
Ричард все это время присутствовал как бы на заднем плане. Он делал все, о чем Сузан его просила, приносил бесчисленные чашки горячего кофе или просто стоял рядом, не отрывая взгляда от Джинни. Именно это и было нужно Сузан – молчаливое и постоянное сочувствие.
Стены палаты украшали забавные изображения героев мультфильма про Винни-Пуха.
– Если… если что-нибудь случится, – прошептала Сузан после долгого молчания, – я не смогу больше видеть книжек про Винни-Пуха… и мультфильмов… и игрушек…
– Сью, не говори так! – Ричард накрыл ее руку своей сильной широкой ладонью. – Ничего плохого не случится. Я только что обрел дочь и не собираюсь ее терять. Она выздоровеет.
Сузан попыталась улыбнуться. Губы ее дрожали.
– Ты… можешь это обещать?
Он крепче сжал ее ладонь.
– Нет, не могу. Но если я хоть что-то понимаю в Джинни, она настоящий боец… как и ее мать.
– В ней много и от отца, – слабо улыбнулась молодая женщина. – Она такая же упрямая.
– В самом деле? – Взгляд Ричарда посветлел. – Тогда нам не о чем волноваться. Джинни победит эту заразу, она справится.
Часы проходили за часами. А Сузан казалось, что это были годы. Ричард по-прежнему держал ее за руку, пальцы их переплелись. Состояние Джинни не ухудшалось. И по мнению доктора Оруэлла, это был хороший признак – малышка боролась.
Она боролась, а родители, сидящие возле ее кроватки, ничем не могли ей помочь. Ричард был так измотан и физически, и морально, что не чувствовал почти ничего – только ставшую привычной боль в сердце. Действуй же, не сиди сложа руки! – требовала одна часть его сознания, но другая возражала, что тут ничего нельзя поделать.
Разве что ждать.
– Ты не расскажешь мне о Джинни? – нерешительно попросил он, заглядывая Сузан в глаза.
В какой-то момент ему показалось, что она откажется. Но Сузан нервно облизала губы и спросила:
– А что бы ты хотел знать?
– Да хоть что-нибудь. Давай с самого начала. Как проходила беременность?
– Не знаю, мне же не с чем сравнивать… Наверное, не очень тяжело. По утрам мучил токсикоз, вот и все.
Она не хотела рассказывать, что еще мучило ее по утрам, равно как и ночью, и среди бела дня… О невыносимой тоске по Ричарду, разрывавшей на части ее сердце.
– И родилась она конечно же в самое неудобное время суток – в четыре часа утра.
– А какая она была, когда родилась?
– Замечательная! Начала улыбаться, чуть ли не с первых дней жизни… Ей очень нравится засыпать под колыбельную. А больше всего она любит купаться, когда я опускаю ее в ванночку, она смеется от радости, начинает плескаться…
Сузан почему-то не могла посмотреть Ричарду в глаза. Она вдруг поняла, как сильно перед ним виновата. Если, не дай Бог, Джинни умрет, у нее останутся хотя бы воспоминания, у него же не будет и этого.
– Ты… нарочно это сделала?
– Что? – Неожиданный вопрос застал Сузан врасплох.
– Ну, забеременела.
– О нет! – Неужели Ричард думает, что беременность была частью хитроумного плана? – Нет конечно же. Просто однажды у меня была сильная мигрень, и я забыла принять таблетку… А потом вспомнила, но было уже поздно. Когда я поняла, что беременна, то пришла в отчаяние. Не знала, что делать, у кого просить совета. Мне же было известно, как ты относишься к детям…
– Я сам себя убедил, что не хочу детей, – резко перебил ее Ричард. – Я столько раз повторял это другим, что и сам почти поверил.
Сузан недоуменно уставилась на него.
– Что это значит, Ричард? Зачем ты себя убеждал?
Он какое-то время смотрел в пространство, словно пытаясь принять какое-то важное решение.
– Позже. На сегодня с тебя уже довольно волнений.
– Нет, скажи сейчас! Я имею право знать.
Она думала, что Ричард не ответит – так долго длилось его молчание. Наконец он вздохнул, оперся локтями о колени и положил подбородок на сцепленные пальцы.
– Хорошо… Я расскажу тебе то, что сам узнал, когда мне было двенадцать лет. – Голос его звучал монотонно без каких-либо эмоций. – Как только я начал проявлять интерес к противоположному полу, мама позвала меня к себе и кое-что поведала о моем отце. Она открыла мне, почему на самом деле он так напился в тот вечер.
Ричард не объяснил, что это был за вечер, но Сузан и сама догадалась. Вечер, в который его отец покончил с собой страшным и безумным способом, врезавшись на автомобиле в товарный поезд.
– Отец в то утро был у врача и узнал результаты обследования. Выяснилось, что у него начала развиваться болезнь Хантингтона. Ты когда-нибудь слышала о ней?
– Немного. Это душевное заболевание, да? Сначала у больного развивается паранойя, крайняя подозрительность и тревожность… А потом он окончательно сходит с ума.
Ричард медленно кивнул.
– Да, повышенная тревожность и агрессивность, которая приводит к маниакальному состоянию. Человек попросту может стать убийцей… И это заболевание передается генетически.
– Генетически… – Сузан задохнулась от ужаса, начиная понимать, к чему он клонит. – Значит, ты…
– Я являлся бы носителем этого гена, и мой ребенок вполне мог бы заболеть.
– О Боже! Неужели наша Джинни… – Сузан закрыла лицо руками, не в силах закончить фразу.
– Нет!
Ричард осторожно отвел ее ладони и сжал их в своих руках.
– Нет, Сью. С Джинни все в порядке. Долгое время я считал, что мой ребенок, если я позволю ему родиться, может стать проклятием семьи. Но это не так.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Помнишь, я говорил тебе, что прошел полное медицинское обследование? Так вот оно показало, что я совершенно здоров. – Ричард грустно усмехнулся. – Похоже, бедняга просто не был моим отцом. Мать в молодости славилась красотой и любовными похождениями. Она и сама, вероятно, не могла бы сказать наверняка…
– Подожди, – перебила его Сузан, которую признание Ричарда поразило до глубины души. – Значит, все то время, что мы были вместе, ты полагал, что тоже болен?
Ответом ей послужил открытый взгляд серых глаз.
– Поэтому говорил, что не хочешь иметь детей? Поэтому заставлял меня предохраняться?
– Понимаешь, я не мог рисковать. Пусть я обречен, но подвергать такому риску кого-то еще казалось мне бесчеловечным… Вот я и сказал себе, что дети только мешают жить, что я не хочу никаких детей.
Ричард отрывисто рассмеялся, хотя, похоже, ему было не до смеха.
– В этом легко себя убедить, когда тебе едва за двадцать. Но время идет, и настроения меняются. Я начал ловить себя на том, что смотрю на встречных малышей с болью и тоской.
– Но почему ты не обратился в клинику раньше?
– Сначала это не имело особого значения… Ведь я еще не встретил женщину, от которой хотел бы иметь детей. Ту, с кем решил бы провести остаток жизни. А потом… Проклятье! Нелегко в этом признаваться, но я просто трусил. Не желал знать, боялся этого знания.
