Эми Фетцер - Смятение сердца
Фиалковые Глаза была слишком изнеженной, слишком хрупкой для женщины, прожившей всю жизнь среди дикой природы. Даже идея насчет монастыря, в котором ее держали вплоть до замужества, не выдерживала никакой критики. Допустим, тамошние миссионеры не свежевали дичь и даже не пили кофе, но они должны были понимать, что их воспитаннице рано или поздно придется готовить! Нет, монастыри можно было смело отбросить: там не жаловали белоручек, а Фиалковые Глаза понятия не имела о простейших вещах.
Вспомнив, как он обошелся с ней накануне, Хантер пожал плечами: он нанимался в проводники, а не в галантные кавалеры. Не то, чтобы ее красные, припухшие глаза совсем не вызывали в нем раскаяния, но не настолько, чтобы всерьез заниматься самобичеванием. После истории с кроликами Фиалковые Глаза погрузилась в очередное обиженное молчание, делая вид, что не замечает его присутствия. Само по, себе это было не ново, вот только утром, проснувшись, он нашел ее готовой пуститься в путь: ее вещи были аккуратно уложены, лошадь и мул оседланы и навьючены. И как только ей это удалось?
Теперь она ехала следом, так, что морда ее лошадки чуть ли не тыкалась в круп его коня. Неоправданная досада Хантера все росла, но с ней росло и тщетно подавляемое желание. Теперь он знал, что скрывается под тяжелыми складками шали: нежная кожа, восхитительные изгибы и округлости. Как оно прижималось к нему, это податливое тело! Как неописуемо сладок был вкус ее рта, как робки и неумелы прикосновения! Хантер честно старался выбросить эти воспоминания из головы, но добился лишь того, что ни о чем другом и думать не мог. Если эта женщина так волновала его, просто проходя мимо в своей бесформенной одежде, каково было бы прижаться к ней всем телом в постели, на белой простыне!
Вот только она принадлежала другому, эта женщина.
Плод, который он жаждал сорвать, был запретным.
Эта мысль подействовала на Хантера подобно ушату ледяной воды. Как он мог дотронуться до чужой жены? Только ничтожества вроде Ната Барлоу считали индианок добычей для всех желающих, Хантер же одинаково уважал женщин с любым цветом кожи. Это означало, что он обязан был уважать и права незнакомца, с которым Фиалковые Глаза делила ложе, которому позволяла ласкать свое чудесное тело, которому родила сына.
«Почему же она ответила на мой поцелуй?»
Этого он не мог объяснить, памятуя о ее антипатии к нему, которая проглядывалась в каждом жесте и взгляде, слышалась в каждом слове. Кроме того, существовало что-то еще, разбуженное звуком его имени. Это «что-то» заставило ее окаменеть в его руках, оттолкнуло их еще дальше друг от друга.
Хантер засмеялся тихим безрадостным смехом. Он нанялся в проводники к женщине-загадке!
Но почему это беспокоит его? Какая разница, кто она и откуда?
Задумавшись, Хантер чуть было не пропустил кое-что интересное. Он резко натянул поводья и повернул лошадь. Фиалковые Глаза остановилась тоже. Смерив ее взглядом, внешне совершенно бесстрастным, он вывел лошадь на открытую равнину, вдоль которой они двигались по тропе.
На небольшом взгорье он остановился вновь, достал из седельного мешка полевой бинокль и пристально оглядел равнину.
— Туда! — объявил он, вернувшись, махнул рукой на темнеющие вдали деревья и пустил лошадь в галоп.
Когда полоса растительности приблизилась, пришлось целую милю ехать вдоль нее, выискивая проход сквозь колючую чащу подлеска. Оказавшись в лесу, Хантер не замедлил хода. Ветки хлестали по лицу и плечам, но Фиалковые Глаза и не думала отставать, все так же держась на несколько шагов позади. Колыбель с ребенком она крепко прижимала к себе, накрыв для тепла полой накидки. Через некоторое время Хантер спешился, приказал: «Жди здесь!» — и бегом бросился прочь, в чащобу.
Сэйбл прикрыла рот, открывшийся для невольного встревоженного вопроса. Она не замедлила спешиться тоже, надеясь использовать передышку, чтобы как следует отдышаться. Привалившись к лошадиному боку, она ловила ртом воздух, боясь потерять сознание. Еще чуть-чуть такой гонки — и она попросту умрет на ходу или свалится от усталости с седла и сломает шею. Что на него нашло? И это после пятидневной дороги без единой приличной передышки! Мимо форта Керни они проскочили, не замедлив хода. Хочешь не хочешь, ей придется попросить мистера Хантера двигаться медленнее, не только потому, что она недосыпает сама, но и из-за ребенка, на котором начинает сказываться непрерывная тряска.
Кроме того, Сэйбл слишком мало ела. Ее запасы все еще оставались обильными, но они были однообразны и недостаточно питательны для такой жизни.
С усилием оторвав тело от лошадиного бока, Сэйбл опустила колыбель на землю и как следует потянулась, разминая затекшие мышцы. Во время дойки ей бросилось в глаза, что и коза, бедняжка, имела измученный вид. Вознаградив усталых животных небольшими порциями овса, она наполнила молоком бычий пузырь. Только тут ей пришло в голову, что Мак-Кракен на этот раз покинул ее с подозрительной поспешностью.
Подступившая было сонливость сразу улетучилась.
Хантер бесшумно двигался вверх по отлогому склону, вглядываясь в густую листву. Палец привычным жестом взвел курок, едва заметное клацанье потерялось в порыве ветра. Вытянувшись на холодной земле, Хантер некоторое время полз, ни на минуту не отрывая взгляда от бесплодной равнины, едва видимой сквозь кустарник. Оказавшись на гребне небольшого холма, он глянул поверх колючих макушек.
Ощущение, что кто-то едет следом за их маленьким отрядом, не оставляло его вот уже некоторое время, но было слишком слабым, чтобы всерьез тревожить. Лишь недавно он понял, что не ошибся, теперь же подозрения подтверждало оседающее облако пыли, без сомнения, поднятое копытами лошади. Оставалось дождаться движения или звука, чтобы понять, где именно находится верховой. В такие минуты в Хантере пробуждалось мастерство опытного разведчика, когда-то принесшее ему восхищение тех, чьи задания он выполнял.
Тишина, которую он слышал и припускал через себя, не несла ничего нового, кроме постоянного шороха ветра в полубезжизненной зимней листве. Пахло сухой травой, морозным воздухом, землей. Заметив, что плечи его напряженно сведены, Хантер заставил себя расслабиться.
Он напомнил себе, что находится сейчас не в тылу конфедератов. Совсем не обязательно, что по их следам двигался враг. Хантер сполз с гребня холма и вскоре поднялся на ноги. Однако он оставил курок взведенным и продолжал все так же пристально осматриваться в поисках неизвестных преследователей.
Рывок через открытую равнину был задуман как средство вывести их на чистую воду, заставить обнаружить свое присутствие. Хантер отлично знал местность. Годы и годы он передвигался по индейской территории беспрепятственно, так как между племенами давно уже было известно, что он никого не беспокоит и бьет только ту дичь, в которой нуждается, чтобы не умереть с голоду. Однако не каждое племя поддерживало отношения с остальными и следовало общим законам. Кое-кто мог усмотреть в его действиях святотатственное вторжение на священные земли. Священные земли! Такими они были до того времени, пока на них не позарилось американское правительство. Теперь это были просто земли, а жившие на них индейцы считались досадной помехой, устранение которой было вопросом времени.
