Диана Гэблдон - Чужеземец. Запах серы
Наступившую тишину нарушило чье-то хихиканье, которому тут и там вторили нервные смешки. Пусть симпатии толпы не качнулись в нашу сторону, все же напряжение, готовое ввергнуть нас в катастрофу, ослабло.
Джейми положил мне руку на плечо и повернул меня. Я не могла смотреть в глаза толпе, но понимала, что это необходимо. Я вздернула подбородок как можно выше, устремила взгляд поверх голов на маленькую лодку в озере и смотрела на нее, пока не заслезились глаза.
Джейми отвернул плед, придерживая его на мне, но открыв шею и плечи. Он прикоснулся к черным четкам, нежно качнув их.
— Черный янтарь должен прожечь кожу ведьмы, верно? — требовательно обратился он к судьям. — Еще сильнее, думается мне, действует крест нашего Господа. Посмотрите! — Он подсунул палец под бусины и поднял распятие. Кожа под ним оставалась девственно белой, хотя немного испачканной после темницы, и в толпе ахнули и забормотали.
Неукротимая отвага, хладнокровное сознание и природное умение произвести эффект. Каллум Маккензи не ошибался, опасаясь честолюбия Джейми. А учитывая страх Каллума, что я открою происхождение Хеймиша или то, что, по его мнению, мне было об этом известно, можно было понять, что он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне.
Понять, но не простить…
Настроение толпы колебалось. Жажда крови, двигавшая ею раньше, рассеивалась, но в любой момент могла взметнуться, как волна, и раздавить нас. Матт и Джефф неуверенно смотрели друг на друга. Джейми застал инквизиторов врасплох, и они на время утратили контроль над ситуацией.
Вперед шагнула Гейлис Дункан. Не знаю, надеялась она до этого на что-то или нет. Как бы там ни было, она вызывающе тряхнула светлыми волосами и… ринулась в объятия смерти.
— Эта женщина не ведьма, — просто сказала она. — Ведьма — я.
Как ни прекрасно было представление Джейми, оно ни в какое сравнение не шло с этим. В поднявшемся вое утонули вопрошающие голоса инквизиторов.
Не было никаких намеков на то, что она при этом думала или чувствовала.
Высокие светлые брови оставались четкими, огромные зеленые глаза светились чем-то, похожим на веселье. Она стояла, выпрямившись в разорванном, перепачканном грязью одеянии, и смотрела на своих обвинителей сверху вниз. Когда шум и крики немного утихли, Гейлис заговорила. Она не снизошла до того, чтобы повысить голос, и этим заставила их замолчать, чтобы услышать ее.
— Я, Гейлис Дункан, сознаюсь, что я ведьма и возлюбленная Сатаны. — Это вызвало новый взрыв, и она опять с необыкновенным терпением ждала, пока они успокоятся.
— В покорности своему господину сознаюсь, что убила своего мужа, Артура Дункана, с помощью колдовства. — Тут она покосилась в сторону, поймала мой взгляд, и ее губы тронула едва заметная улыбка. Потом взгляд остановился на женщине в желтой шали, но голос не смягчился. — По злобе я наложила заклятье на младенца-подменыша, дабы он умер, а человеческое дитя осталось бы с феями.
Тут она повернулась и указала на меня.
— Я воспользовалась невежеством Клэр Фрэзер и использовала ее в своих целях. Но она не участвовала в моих деяниях и не знала о них, и она не служит моему господину.
В толпе снова забормотали, началась давка, люди отпихивали друг друга, проталкиваясь вперед. Гейлис протянула к ним обе руки ладонями наружу.
— Стоять на месте! — Ясный голос хлестнул, как; плетью, и произвел такой же эффект.
Она откинула голову назад, глядя в небо, и замерла, словно прислушиваясь.
— Слушайте! — возвестила она. — Слушайте ветер, с которым он прибудет! Берегитесь, вы, люди Крэйнсмира! Ибо мой господин летит сюда на крыльях ветра!
Гейлис опустила голову и пронзительно вскрикнула — высокий, зловещий крик ликования. Большие зеленые глаза смотрели неподвижно, как в трансе.
Ветер действительно усиливался. Я видела грозовые облака, которые катились к нам с дальнего берега озера. Люди начали беспокойно озираться, несколько человек выскользнули из толпы.
Гейли начала кружиться на месте, все сильнее и сильнее, волосы развевались на ветру, руки изящно изогнуты над головой, как у танцорки возле майского шеста. Я смотрела на нее пораженно и недоверчиво.
Она кружилась, волосы хлестали ее по лицу. Повернувшись еще раз, она мотнула головой, светлая грива упала на одно плечо, и я отчетливо увидела ее лицо — она смотрела на меня. Маска транса куда-то испарилась, и губы произнесли одно слово. Потом Гейлис снова повернулась к толпе и жутко закричала.
Это было слово «бегите!».
Гейлис внезапно прекратила свое стремительное вращение, с видом безумного ликования схватилась обеими руками за остатки лифа и разорвала его. Разорвала достаточно, чтобы толпа увидела ее тайну, ставшую известной мне, когда я прижималась к ней в холодной и грязной яме для воров. Тайну, которую узнал Артур Дункан за час до своей смерти. Тайну, из-за которой он умер. Клочки свободного платья упали на землю, явив миру шестимесячную беременность.
Я все стояла неподвижно, как скала, и смотрела на нее. Джейми, однако, не колебался. Он схватил одной рукой меня, другой — меч, и кинулся в толпу, сбивая людей локтями, коленями и эфесом меча, пробивая нам путь к озеру. Сквозь зубы он громко свистнул.
Поглощенные представлением под сосной, люди не сразу поняли, что происходит. Но едва некоторые из них с криками попытались схватить нас, раздался конский топот.
Донас по-прежнему был невысокого мнения о людях и с удовольствием показывал им это. Он укусил первую же руку, потянувшуюся к уздечке, и человек отшатнулся назад, крича и разбрызгивая кровь. Конь встал на дыбы, визжа и молотя передними копытами воздух, и те несколько человек, что желали его остановить, внезапно потеряли к нему всякий интерес.
Джейми перекинул меня через седло, как мешок муки, и одним плавным движением взлетел в седло сам. Расчищая путь резкими взмахами меча, он повернул Донаса в толпу. Люди падали под бешеным натиском зубов, копыт и стали. Мы набрали скорость и оставили позади озеро, деревню и Леох. От ударов из меня вышибало дух, но я пыталась говорить, нет — докричаться до Джейми.
Потому что застыла я не из-за того, что Гейлис показала свою беременность. Я увидела совсем другое, от чего меня пробрало холодом до мозга костей. Когда Гейли кружилась, она раскинула руки, и я увидела то же самое, что увидела она, когда с меня сорвали одежду. Отметину на руке, такую же, как и у меня. Здесь, в этом времени, это считалось меткой колдовства, меткой магов. Маленький, знакомый шрамик — прививка оспы.
Дождь барабанил по воде, облегчал боль в распухшем лице и в запястьях, горевших от веревок. Я зачерпнула ладонью воды из ручья и выпила ее медленно, с благодарностью ощущая, как холодная жидкость струится по горлу.