Карен Робардс - Скандально известная
И ей никогда не приходило в голову, что физическая сторона брака может быть… приятной.
«Не приятной, – поправила себя Габби с присущей ей болезненной щепетильностью, вонзая ногти в его мускулистые плечи. – Божественной».
Только этим словом можно было определить охвативший ее трепет. Вырвавшиеся из плена чувства теперь руководили ею, и Габби замерла в неподвижности, отдавшись этому, новому для себя ощущению. Она дала себе секунду, только секунду, чтобы насладиться мгновением, повториться которому, судя по всему, было не суждено.
Щетина Уикхэма царапала ее нежную шею; горячие губы касались кожи. Жадный рот нашел мочку ее уха, начал сосать и покусывать ее. Ее губы приоткрылись, Габби со свистом втягивала в себя воздух.
Ощущение было очень странное, но опьяняющее. Дрожь начиналась там, где его губы творили свое волшебство, и пронизывала ее до кончиков пальцев. Тяжесть, прижимавшая ее к кровати, теперь казалась ей не такой уж неприятной. Габби испытывала… Она не сразу подобрала подходящее слово. Возбуждение. На самом деле ее тело казалось созданным для него. Габби сама не понимала, почему это открытие так удивило ее. Сильное мужское тело било сотворено самой природой, чтобы оплодотворять более нежное женское и дарить ему наслаждение.
А затем потрясенная Габби почувствовала, что он вталкивает свое… свое налившееся силой древко в самую интимную часть ее тела.
«Слава богу, – отрешенно подумала она, словно речь шла о ком-то постороннем, – что я полностью одета. Иначе… иначе…»
Расшитый бисером красный балдахин, на который она упорно смотрела, превратился в туманное пятно. Ритмичное давление мужской плоти заставляло Габби испытывать неведомые прежде ощущения.
Ей становилось жарко. По-настоящему жарко. Жарче, чем был он сам, а его тело горело как печка.
С ее губ сорвался еле слышный звук, и Габби с ужасом поняла, что это самый настоящий Стон.
Потрясенная, Габби замигала, плотно сжала губы, чтобы это не повторилось, и осознала, что в своем первом и единственном в жизни чувственном опыте она не сумела удержать над собой контроль.
«Пора остановиться», – решительно сказала она себе. Повинуясь не столько желанию прекратить это волшебное действо, сколько усилию воли, она резко повернула голову и освободила мочку из плена его губ.
Но тут же горячие губы Уикхэма прильнули к ее шее. Она испустила короткий, судорожный вздох. Веки затрепетали и уже были готовы опуститься, но Габби заставила себя широко раскрыть глаза и уперлась руками в широкие плечи Уикхэма. Настало время выбираться из этого неожиданного водоворота наслаждения, пока ее не утянуло на дно.
Он переместил тяжесть своего тела на неповрежденный бок; видимо, то был инстинктивный ответ на боль. Теперь Уикхэм не лежал на ней всей тяжестью, и Габби могла бы легко освободиться.
Если бы хотела этого.
Мысль была предательская, шокирующая, и Габби ее поспешно отогнала. Конечно, она хочет этого. И сейчас освободится.
Сейчас…
Габби сделала глубокий вдох. Если ей удастся сдвинуть его еще немного…
Теперь внимание самозванца переместилось на ее грудь. Она опустила глаза и увидела длинные смуглые пальцы, лежавшие на лифе ее траурного платья из черного кашемира. Никогда в жизни она не видела ничего более развратного.
Габби хотела возмутиться, стряхнуть его руку, но вместо этого притихла и затаила дыхание.
Он ласкал ее грудь, сжимал, мял, как комок теста, а потом прижал к ее соску кончик большого пальца.
Ей это понравилось. Еще как понравилось! Казалось, грудь напряглась и увеличилась. Он потер затвердевший сосок, а потом зажал его между большим и указательным пальцем и начал теребить, заставив набухнуть. Тело ее стало чужим и непослушным, а потом ей вдруг стало горячо и мокро.
Пришедшая в ужас, Габби поняла, что ее ляжки оросила какая-то жидкость.
Это возбуждало и одновременно пугало ее. Уикхэм слегка сжал руку, и очарованная Габби сделала открытие: ее грудь была создана для его ладони. Смуглые пальцы начали описывать на ее груди дразнящие круги. Концентрические круги становились все уже и уже; было ясно, что их конечной целью является сосок. Когда Уикхэм добрался до острого пика, заметного, несмотря на несколько слоев ткани, тело Габби охватила сладкая дрожь.
Это было восхитительно. Так восхитительно, что у нее сами собой поджались пальцы ног, обтянутые тонкими шерстяными чулками. Так восхитительно, что она тяжело задышала и стиснула зубы, пытаясь удержаться от нового постыдного стона. К затопившей ее изнутри огненной лаве добавилась сладкая тянущая боль.
Он снова слегка сместился и просунул свое колено между ее коленями. Подол платья задрался ей на бедра, их ноги переплелись. Она чувствовала жар его сильного тела даже сквозь одежду.
Лже-Уикхэм удобно устроился между ее ног так, словно делал это всегда. Внезапно Габби ощутила приступ страха. Это было нехорошо, она знала это. Часть мужского тела проникла между ее ног и… и… О боже милосердный, что он делает? Рука Уикхэма оставила ее грудь, медленно и чувственно скользнула по телу Габби, лаская его, а потом потянула подол ее платья.
Подол поднимался дюйм за дюймом; тут Габби наконец восстановила присутствие духа и начала вырываться по-настоящему.
– Мне нравится, как ты покачиваешь бедрами, – отчетливо сказал он ей на ухо.
Пораженная тем, что человек, пребывающий в бессознательном состоянии, может произнести такую законченную фразу, Габби застыла на месте.
К ее ужасу, Уикхэм поднял голову, и она уставилась в его мерцающие темно-синие глаза.
– Вы очнулись… – В голосе Габби от негодования даже появилась хрипотца.
– А разве вы сомневались в этом?
Он улыбнулся медленной, чувственной улыбкой, от которой у Габби дрогнуло сердце. А затем – прежде чем она успела ударить его, потребовать отпустить и сделать одну из тысячи вещей, которые она обязана была сделать, – опустил голову и прижался губами к ее груди.
Габби ощущала жар его рта сквозь платье и сорочку. Этот огонь сжигал ее, тело дрожало в ожидании чего-то еще более потрясающего. С ее губ сорвался еще один унизительный стон. Спина Габби инстинктивно выгнулась, руки сами собой обхватили затылок лже-Уикхэма и крепко прижали его рот к груди.
Смертельно испугавшись ответа собственного тела, Габби очнулась. Нельзя, нельзя позволить, чтобы это продолжалось!
Она начала отчаянно сопротивляться и уперлась руками в его плечи, пытаясь вырваться. Когда это не помогло, она извернулась, как черная гадюка, и сильно укусила его в плечо.
17
– Уй!
Он вскрикнул, откатился в сторону и прижал рукой раненый бок. Негромкий стук и сдавленный возмущенный возглас заставили его оглянуться. Видимо, Габби свалилась с кровати и приземлилась на четвереньки. Ее растрепанная каштановая макушка плыла у него перед глазами, покачиваясь вверх и вниз, как пробка в полосе прибоя.
