Лоретта Чейз - Пленники ночи
— Я этого не знал, — заметил на эта Исмал. Интересно, почему ему не сказали об этом ни сама художница, ни леди Кэррол? — Все же я думал, что у мадам найдется время для меня. Но она неожиданно покинула Норбури-Хаус, и я помчался за ней в Лондон. — Он печально улыбнулся. — Я и предположить не мог, что мне придется в этом признаться коронеру и коллегии присяжных. Но я об этом не жалею. Если бы не мое тщеславие и желание непременно получить свой портрет, я не приехал бы в дом Боумонтов в тот момент, когда, как оказалось, нужна была помощь.
— Представляю, в каком состоянии была миссис Боумонт. Я узнал о несчастье только поздно вечером. А визит нанес лишь на следующее утро, но к тому времени у миссис Боумонт уже была леди Кэррол. Я решил, что лучше будет оставить миссис Боумонт в покое, и посоветовал своим друзьям последовать моему примеру. Они так и поступили, хотя наверняка сгорали от любопытства.
Маркиз помолчал.
— Странно, не правда ли? Общество весьма редко проявляет такое сочувствие, даже к своим, а она… э-э… вы, наверное, сказали бы… она не одна из нас, хотя это жуткий снобизм.
Интересно, подумал Исмал, сколько из этих аристократов не нанесли визита из сочувствия к горю вдовы, а сколько — из боязни себя скомпрометировать? Боумонту были известны секреты многих из них, и они боялись, что он рассказывал о них своей жене. Нужно узнать, угрожал ли он Эйвори.
— Хорошо, что друзья мадам отнеслись с уважением к ее горю.
— Честно говоря, я был рад, что мне не надо присутствовать на расследовании. Я бы сошел с ума, слушая, какие ей задают вопросы. — Маркиз все вертел и вертел в руках стакан. — Мой отец рассказал мне, что вас допрашивали первым и сразу же после этого вы покинули зал.
— Я посчитал, что так будет лучше. Все присутствовавшие, кроме ее уважаемого поверенного, были либо пожилыми, либо простыми людьми. Я был единственным ее поклонником. Я хотел, чтобы присяжные занялись расследованием, а не раздумывали о том, являюсь ли я любовником миссис Боумонт. Поскольку вы и другие благовоспитанные джентльмены предпочли устраниться, я слишком… выделялся.
Эйвори потянулся за бутылкой.
— Полагаю, что выи так выделялись бы, независимо от того, кто там был. Вы довольно необычный человек.
Исмал и сам отлично это знал. Понимал он и то, что маркиз как будто его прощупывает, но пока не догадывался, чего именно он хотел узнать.
Поэтому Исмал молчал, выжидая.
Маркиз наполнил стаканы. Так как Эсмонд все еще молчал, у маркиза начала заметно дергаться щека.
— Я не хотел вас обидеть, поверьте, — наконец сказал он. — Вы наверняка заметили, как реагируют женщины на ваше присутствие: чуть в обморок не падают. Даже если вы к этому привыкли, вы должны сознавать… — Маркиз поставил на место бутылку. — Я, как обычно, вмешиваюсь не в свое дело…
Лицо Исмала выражало легкое любопытство, не более того.
— Я считал, что вы понимаете, что были исключением, — упорно продолжал маркиз. — Я хочу сказать… Фрэнсис никогда ни к кому из своих знакомых не ревновал. Он никогда не беспокоился за миссис Боумонт… до тех пор, пока не появились вы. Я был уверен, что вы об этом знаете.
Ревность Боумонта явно интриговала маркиза. Возможно, Боумонт намекнул Эйвори на то, в чем была истинная причина его ревности, если бы они с маркизом были близкими друзьями. Это было разумное предположение, если учесть, что Боумонта в одинаковой степени привлекали и женщины, и мужчины, а Эйвори чувствовал себя неловко, общаясь с куртизанками. Это могло служить объяснением его преданности человеку старше его по возрасту и гораздо ниже по положению.
Выяснить это не составляло труда.
— Боумонт был утомителен и недобр. Мне не следовало бы так отзываться о вашем друге, но, по правде говоря, он меня очень раздражал, — заметил Исмал.
— Да, он мог быть… неприятным.
— Из-за того, что он открыто ревновал меня к своей жене, я не мог даже просто поболтать с мадам, дабы не вызвать скандала. Разве он не понимал, что это губительно для ее репутации, не говоря уже о том, что совершенно несправедливо?
— Он не всегда был… тактичным.
— Я надеюсь, что я разумный человек, — продолжал Исмал. — Если мадам не желает этой связи, я должен считаться с ее желаниями и довольствоваться теми малыми привилегиями, которыми ей угодно меня одаривать, — танцем, беседой, флиртом. Я удовлетворился этим. Почему Боумонт не мог сделать то же самое?
— Вы имеете в виду его отношения с миссис Боумонт? Боюсь, я не понял…
— Нет, нет, — нетерпеливо возразил Исмал. — Я говорю о себе. У меня никогда не было такого рода проблем ни с одним мужчиной. Мне казалось, я был достаточно тактичен. Я сказал ему, что он меня не интересует — и другие мужчины тоже — в этом смысле. Я…
— Господи! — Эйвори вскочил, расплескав вино. Дрожащей рукой он поставил стакан на стол.
Значит, на один вопрос Исмал получил ответ. Маркиз даже не подозревал, что Боумонт был увлечен графом Эсмондом. Исмал сделал вид, что раздосадован.
— Прошу вас извинить меня за неделикатность. Я расстроился и забыл, где нахожусь. Подобные темы в вашей стране открыто не обсуждаются.
— Обычно нет. Особенно с не слишком близкими знакомыми.
— Забудьте о том, что я вам сказал. У меня и в мыслях не было вас обидеть, но с вами так легко разговаривать, что я не задумываясь выболтал то, о чем не следовало.
— Нет, я не обижаюсь. Мне даже льстит, что вы считаете меня приятным собеседником. Просто… я был несколько… обескуражен. Я знал, что вы его раздражаете. Но мне никогда не приходило в голову, что он ревновал… в этом смысле.
Маркиз взял свой стакан и сел.
— Казалось бы, после двух лет знакомства с ним меня ничто не должно было бы удивлять. Но он никогда… я даже ни о чем не догадывался.
— Я старше вас и я — француз…
— Я никак не могу этого понять. — Эйвори забарабанил пальцами по подлокотнику. — Он… он их высмеивал — таких мужчин. Как он только их не называл! Вы, наверное, слышали обо всех этих прозвищах.
Исмалу было ясно, что маркиз не мог быть любовником Боумонта. А тогда откуда такая странная дружба? Было ли это случайностью или Боумонт знал какой-нибудь секрет маркиза? Возможно, маркиз был любовником кого-то другого? Поскольку Эйвори не знал, что Боумонт виновен в таком же преступлении, его легко можно было шантажировать. Это был неплохой мотив для убийства, хотя и не единственный.
Придется расследовать дальше, решил Исмал. Он был этому рад, что разговор с Эйвори помогал ему отвлекаться от мадам. По крайней мере на какое-то время.
— Я знаю с десяток таких прозвищ, причем на двенадцати языках.
Собеседник Исмала с радостью ухватился за возможность перевести разговор в другое русло.