Джози Литтон - Мечтай обо мне
— Отдай моей жене ключи от кладовых. Отныне она здесь хозяйка.
Улыбка стала еще шире. Марта сняла ключи и протянула Кимбре. Все так же улыбаясь, она повернулась:
— Конечно, конечно, как же иначе! А я все думала, когда же леди наконец попросит у меня их? Думала даже, что они ей в обузу.
Вулф услышал, как Кимбра перевела дух. Она не поблагодарила Марту, вообще не сказала ей ни слова, и это ему очень не понравилось. Он знал Марту с детства и уважал за трудолюбе и преданность.
— Благодарю, — тепло обратился он к ней, чтобы как-то гладить холодность жены. — Я уверен, что леди Кимбра высоко ценит твой опыт и еще не раз обратится к тебе за советом.
На лице экономки появилось выражение, близкое к экстазу, глаза заблестели, как показалось Вулфу, от близких слез. Она как будто была тронута до глубины души.
— Ах, как ты добр! — С низким поклоном Марта удаляюсь.
Кимбра сидела словно окаменев. Она едва дышала. Она недооценила Марту, а между тем та поняла, что в открытом столкновении проиграет, и прибегла к хитрости. Марта так ловко перевернула все с ног на голову, что теперь уже невозможно было выполнить вторую часть угрозы: совершенно отстранить ее от хозяйственных дел и тем самым заставить исправиться. Поступить так означало бы пойти наперекор мужу.
Всю оставшуюся часть ужина Вулф не сказал Кимбре ни слова и обращался только к брату и к тем из викингов, чье положение позволяло делить с ним стол. Когда ужин был завершен и всеобщее внимание обратилось исключительно к крепкому пенному элю, со своей скамьи поднялся скальд. Разговоры прекратились, собравшиеся устроились поудобнее, заранее предвкушая хитросплетения старинных легенд.
Вначале Кимбра была захвачена эпической сагой. Начало истории терялось во тьме веков.
«В те времена, когда жил Аймир, не было ни морей, ни берегов, ни земли, ни небес — одно только бесконечное Ничто, и не было в этом Ничто ни единой живой травинки!»
За распахнутыми дверями трапезной стояла темная ночь, и хотя свет многочисленных факелов разгонял мрак просторного помещения, сквозняк заставлял пламя мерцать и колебаться. Кимбре казалось, что она ощущает прикосновение древности. Ей хотелось поежиться. Должно быть, то же самое ощущал каждый из собравшихся. Так случалось, стоило людям собраться у живого огня, чтобы послушать рассказы о седой старине. Они невольно жались друг к другу в поисках тепла и защиты, подальше от чудовищ, что владели землей до той минуты, пока на нее не пролился свет дня.
Голос скальда, низкий и звучный, возносился к самым балкам перекрытий, от догорающих в очаге громадных поленьев поднимался дымок, и порой они распадались на угли, разбрасывая во все стороны дождь искр.
Сага шла своим чередом. Один и его братья сотворили мир и все сущее в нем на пользу человеку. Грозный бог Тор сразился с великанами. Самый чистый из богов, Балдур, был убит. Мало-помалу Кимбра заметила, как меняется слог и сам характер повествования. Пропел мудрый петух Валгаллы, за ним прокричала черная птица мира мертвых. Сторожевой пес Грэм залаял и оборвал свою цепь, караульный Хеймдалл протрубил в свой рог. Великое дерево Игдрасил содрогнулось, и на землю обрушилась беда: люди впали в беззаконие, забыли о милосердии.
Казалось, в громадном зале дохнуло смертью и разрушением… Люди гибли тысячами, земля разверзалась и поглощала целые поселения, небо налилось кровью и раскололось надвое. Зло беспрепятственно шагало по миру. Так наступил конец света — Рагнарек, а с ним пришли сумерки.
Один за другим братья Одина выступили на битву со зло, один за другим пали в этой битве. Звезды померкли, словно их и не бывало, небо стало черным и беспросветным.
Скальд умолк. Кимбра напряженно ждала продолжения, но его не последовало и, судя по всему, не ожидалось. Мертвую тишину нарушили глухие и ритмичные удары. Не в силах стряхнуть наваждения, все еще полная чудовищных картин, она обвела трапезную затуманенным взглядом. Каждый из викингов, держа в руке пустой рог, с силой ударял им по столу в знак одобрения саги, от которой у нее в жилах застыла кровь.
Скальд с улыбкой поклонился и снова занял свое место за столом. Был принесен свежий эль, и зал наполнился голосами.
— Что же это было?.. — прошептала Кимбра.
Она едва могла шевелить губами и не ожидала ответа на свой вопрос, однако Вулф расслышал и обратил к ней насмешливый взгляд.
— Это было пророчество Морской девы. Наша величайшая сага. В ней говорится о том, как мир был создан, и предрекается, как погибнет. Я вижу, ты слышала ее впервые.
— И что же, мир погибнет навсегда, а зло восторжествует?! И никакой надежды?
Вулф, казалось, был удивлен и с минуту молчал.
— Иногда говорят, что мир возродится и весь круг жизни будет пройден заново, но затем последует точно такой же конец. Битва добра и зла неизбежна, и зло непременно победит, потому что смерть всегда в конечном счете побеждает. Во всяком случае, ни боги, ни люди не сдаются и снова повторяют попытку, хотя она и безнадежна.
— Но какой же в этом смысл? Снова и снова проходить один и тот же круг без надежды на лучшее!
Это были необдуманные слова, и Кимбра выругала себя, поскольку всегда знала, что у мужа иная вера. Но сага ужаснула ее, а спокойное приятие такой судьбы и вовсе бросало в дрожь.
— Я все время забываю, что христиане — слабаки, — сухо заметил Вулф. — Вам, словно детям, нужна сказка с хорошим концом.
— Разве? — ощетинилась Кимбра, забыв про осторожность. — Просто у нас больше веры в нашего Создателя, чем у вас в своего!
— Но ведь и у вас есть пророчество о конце света и о великой битве добра и зла, — возразил Вулф.
— Да, но зло в ней потерпит поражение! Спаситель сойдет к своей пастве и поведет ее за собой в царство Божие!
— Звучит заманчиво, — признал он и пожал плечами. — Вот и брат Джозеф все время об этом толкует: мол, Спаситель пошел на муки ради спасения рода людского. Но мне как воину трудно найти в себе уважение к тому, кто пошел на смерть покорно, как овца на бойню.
— Это потому, что ты простой смертный, а он был сыном Божьим! И потом, Спаситель умер, чтобы возродиться, и точно так же каждый из нас, христиан, возродится в царстве Божьем силой Его любви!
— Ах как трогательно! Все про любовь к ближнему своему… но я что-то не заметил в христианах братской любви. Они еще почище многих, волки в овечьей шкуре! Мы, викинги, живем строго по канонам своей веры и не притворяемся перед всем миром, что мы лучше, чем есть на самом деле.
— А мы, христиане, надеемся, что за нами придут другие Они будут лучше нас! Мы никогда не могли бы принять жизнь как извечный круг насилия и смерти!
