Адель Эшворт - Мой нежный граф
Ее ладонь замерла, Брент открыл глаза. Они долго смотрели друг на друга, позабыв обо всем, и сияние изумрудов сливалось с темным бархатом. Брент ничего не говорил, просто смотрел на Кэролайн с обжигающим желанием, первобытно возбужденный, отделенный от нее всего несколькими дюймами.
Кэролайн была как будто в плену: ум кричал, что надо бежать, но тело не могло пошевелиться. Томление достигло такой степени, настолько подчинило ее, что она забыла обо всем. Ее возбужденное сознание рисовало, как она окажется под Брентом, как он возьмет ее, вторгнется в ее плоть…
Будто почувствовав, о чем думает Кэролайн, Брент медленно потянулся за ее ладонью, поднес к губам и стал нежно целовать запястья. Потом без колебаний опустил ее под одеяло и приложил к самой чувствительной части своего тела.
Кэролайн услышала, как Брент резко втянул в легкие воздух, но ни один его мускул не дрогнул; он продолжал смотреть ей прямо в глаза. Она как будто очутилась в другом мире: сердце билось в каком-то рваном ритме, дыхание участилось, мысли затуманились, но ясно проступили новые, неведомые доселе желания. Брент под ее пальцами был словно горячий, затянутый атласом мрамор, и, переполняемая страстями, которых сама в себе не подозревала, Кэролайн закрыла глаза и повела по нему ладонью, рисуя в воображении совершенство того, что чувствовала рукой.
Ее рука медленно заскользила вверх, потом неторопливо стала спускаться вниз. Девушка облизала губы и запрокинула голову, дотронувшись до его возбужденного мужского естества. Кэролайн восхитила мужская сила Брента. Она нежно обхватила его рукой, коснувшись костяшками пальцев жестких пружинок волос, и продолжила исследование неведомого прежде органа. Она легонько коснулась верхушки подушечкой большого пальца, обвела ее один раз, и тут Брент схватил ее за руку.
— Кэролайн…
Она открыла глаза. Его лицо было мрачным, глаза горели.
— Хватит. — Он тяжело дышал. — Ты должна остановиться, если еще не готова принять меня.
Его голос звучал сдавленно, чуть слышно.
В груди у Кэролайн щемило от эмоций, тело болезненно требовало завершения, хотелось почувствовать на себе прикосновения его ласковых рук, его поцелуи на своих губах. Она молча смотрела на Брента, не убирая рук из-под одеяла, и, казалось, прошли часы, прежде чем она собралась с духом сказать, что думает, но не то, что чувствует.
— Я… не могу…
В ответ на эти тихие слова граф закрыл глаза и вернул ее руку обратно на грудь, пытаясь вернуть самообладание.
Кэролайн тоже закрыла глаза, призывая на помощь здравый смысл. Она чувствовала, как сердце Брента бьется под ее рукой; его тепло впитывалось кончиками ее пальцев. Ей хотелось повалиться на постель и разрыдаться — так тронули ее нежность графа и почтительность, с которой он сдерживал себя. Он заслуживает большего, гораздо большего, чем она когда-нибудь сможет ему дать. Внезапно Кэролайн распознала в себе первый признак реальной угрозы уступить мужской силе.
Она открыла глаза и увидела, что Брент наблюдает за ней. Девушка боролась со слезами, но явно проигрывала.
— Не плачь, Кэролайн, — успокоил граф, вытирая пальцем ее влажную щеку. — Придет время, и это случится.
Кэролайн замотала головой, но ответить не смогла.
Брент улыбнулся, обхватил ее за талию и привлек к себе. Голову Кэролайн прижимал его подбородок, груди и руки распластались на его груди, пальцы ног терлись о жесткие волосы на его ногах.
Кэролайн робко шепнула:
— Иногда ты бываешь чудесным.
Брент приподнял к себе ее лицо.
— Только иногда? — Задумчиво сведя брови, он добавил: — Если поразмыслить, это довольно лестный комплимент. Женщины называли меня по-разному, но не припомню, чтобы хоть одна когда-нибудь назвала меня чудесным.
Кэролайн вытерла глаза и застенчиво улыбнулась.
— Хорошо. Мне приятно думать, что в чем-то я у тебя первая.
Брент с улыбкой сказал:
— Можешь для начала перебраться сюда и спать со мной каждую ночь. Это будет внове для нас обоих.
— Ума не приложу, почему вам этого хочется, милорд. Другой джентльмен при первой возможности отослал бы жену подальше, лишь бы уютно спать одному в своей постели…
Граф заглушил ее слова поцелуем.
— Быть может, если ты окажешься занудой, у меня тоже появятся такие мысли, — резко сказал он несколько секунд спустя. — Но я нахожу тебя чрезвычайно сексуальной и решительно не желаю валяться один в такой огромной постели, когда моя восхитительная жена спит в соседней комнате.
У Кэролайн опять затрепетало сердце.
— Никому бы не пришло в голову описать меня таким словом.
Он фыркнул.
— Кэролайн, в тот день, когда мы встретились в доме твоего отца, с первого же взгляда ты не показалась мне простушкой, старой или… неинтересной. Я нашел тебя необычайно соблазнительной. С той минуты, как ты открыла рот и заговорила своим грудным голосом, ты ввела меня в эротический транс и удерживаешь в этом некомфортном состоянии уже тем, что разговариваешь со мной каждый день. Ты самая сексуальная женщина из всех, что я знал.
Кэролайн изумленно уставилась на него, и он усмехнулся.
— Хочешь верь, хочешь нет, — поддразнил он, — но ты сексуальна даже в той монашеской одежде, которая на тебе сейчас.
— Это не монашеская одежда, это ночная сорочка…
— Она отвратительна и оставляет всю работу моему воображению.
— Как и положено ночной сорочке, — наставительно проговорила Кэролайн.
— У меня не настолько хорошее воображение, Кэролайн.
— Уверена, оно достаточно хорошее.
— Сними сорочку и позволь мне взглянуть, — с плутовской улыбкой предложил граф.
Кэролайн ахнула и покраснела.
— Не говори глупостей.
Брент внезапно перевернулся на постели и оказался над Кэролайн, прижимая ее всем телом и лукаво улыбаясь. Его ладонь медленно заскользила вверх, под сорочку, и остановилась на бедре.
Кэролайн посмотрела на него, как на непослушного ребенка.
— Брент…
Он погладил гладкую кожу ее ноги и наклонился к шее.
— Тогда, быть может, ты откроешь мне свои завораживающие ножки?
— Нет, — заявила Кэролайн дразнящим голосом, который поразил даже ее саму.
Брент медленно поднял голову и задумчиво окинул ее взглядом.
— Собственно, я не видел никаких частей твоего тела ниже двух довольно пышных, красивых…
— Перестань, — перебила она, рассмеявшись. — Если будешь продолжать в том же неприличном духе, я никогда не покажу тебе ничего выше лодыжек.
— Значит, ты милостиво позволишь мне лизать пальцы твоих ног?
