Виктория Холт - Тайна поместья
— Ты ведь назовешь его Габриэлем? — спросила она, не отвечая на мой вопрос.
Меня поразило то, как она угадала мои недавние мысли.
— Но ведь у меня может родиться девочка.
Она покачала головой, будто это было совершенно исключено.
— Маленький Габриэль займет место большого Габриэля, — сказала она. — Никто не может ему помешать — Ее лицо вдруг сморщилось в обиженную гримасу. — А вдруг помешают?
— Если родится мальчик, никто не сможет помешать ему занять место его отца, — твердо сказала я, хотя от ее вопроса мне вдруг стало очень не по себе.
— Но его отец погиб. Все говорят, он убил себя… Это правда?
Она схватила меня за руку у локтя и крепко сжала ее.
— Это правда? — повторила она. — Ты ведь сказала, что он не убивал себя. Тогда кто же это сделал? Скажи мне, кто?
— Тетя Сара, — быстро сказала я, — когда Габриэль погиб, я была вне себя от горя. Возможно, я сама не понимала, что говорила. Он покончил с собой, вы же знаете.
Она отпустила мою руку и бросила на меня укоризненный взгляд.
— Ты меня разочаровала, — сказала она. И тут же, словно забыв о своем огорчении, вновь просияла и заговорила: — Мы все сидели за этим столом. Хейгэр была из нас самой умной, хотя гувернантка ее недолюбливала — ее любимцем был Мэттью. Его все любили и баловали, я же считалась дурочкой, потому что мне не давались уроки.
— Зато вы научились прекрасно рисовать и вышивать гобелены, — утешила я ее.
— Да, а у Хейгэр как раз получалось все, кроме этого. Но уж что она вытворяла, ты и представить себе не можешь. Как-то раз она вылезла из окна верхнего этажа на карниз, а слезть оттуда не смогла. Ее сняли оттуда садовники. После этого ее на целый день в наказание заперли в ее комнате на хлебе и воде, но ей было хоть бы что. Она сказала, что ее приключение того стоило. Она мне говорила: «Если очень хочешь что-нибудь сделать, так делай это, а думать о расплате будешь потом. Если что-то стоит сделать, так, значит, это стоит и того, чтобы потом расплатиться».
— Судя по всему, у вашей сестры был очень сильный характер.
— Да, за это ее очень любил отец. Ему было жаль, когда она вышла замуж за Джона Редверса и переехала к нему в Келли Грейндж. А тут еще начались неприятности с Мэттью. Его исключили из Оксфорда из-за какой-то истории с женщиной. Так она приехала сюда поговорить с отцом. Я ее видела из галереи менестрелей.
Она села за стол и несколько секунд просидела молча, сложив на нем руки, как образцовая школьница. Я поняла, почему в этой части дома она всегда кажется моложе своего возраста — она действительно впадает в детство, в том смысле, что переживает его заново в своем сознании.
— Неприятности, — продолжала она задумчиво, как бы вспоминая вслух, — вечные неприятности из-за женщин. Ему было уже за тридцать, когда он женился, и целых десять лет у них не было детей. Потом появилась Рут. Все это время Хейгэр была уверена, что ее сын Питер станет хозяином Киркландского Веселья, но потом родился Марк, а за ним Габриэль. Бедный Марк умер, но Габриэль оставался… А потом появился Люк, так что Хейгэр пришлось распрощаться со своими надеждами…
С этими словами она встала из-за стола и пошла к двери.
— Пойдем, я покажу тебе детские, — сказала она уже у выхода.
Вместе с ней я осмотрела комнаты, в которых столетиями играли, ели и спали маленькие Рокуэллы. В одной из детских стоял большой комод, который тетя Сара открыла, чтобы показать мне хранящиеся там крестильные рубашечки.
— Мне нужно как следует отсмотреть их, — сказала она, осторожно доставая из ящика комода нечто, похожее на облако из белого шелка с дорогими кружевами, — может, нужно кое-где заштопать кружева. Последний раз их надевали на Люка, а это уж было почти восемнадцать лет назад. Я возьму их к себе в комнату и никому не разрешу к ним прикасаться. К тому времени, как они понадобятся для твоего ребенка, я приведу их в порядок.
— Спасибо вам, тетя Сара. — Я посмотрела на свои часы, приколотые к блузке, и увидела, что уже четыре. — Пора пить чай, — сказала я. — Я и не представляла, что уже так поздно.
Тетя Сара словно не слышала меня. Закрыв глаза, она стояла, прижав к груди крестильные рубашки, и я подумала, что ей представляется, что она держит на руках младенца — того, который еще не успел появиться на свет, или кого-то из тех, которых она нянчила в прошлом: Рут, Марка, Габриэля или Люка.
— Я иду пить чай, тетя Сара, — сказала я, но она мне не ответила.
* * *Спустя несколько дней ко мне в комнату зашла Рут с письмом в руке.
— Слуга из Келли Грейндж принес это письмо, — сказала она.
— Мне? — удивилась я.
— В этом нет сомнений. Посмотрите, здесь написано: «Миссис Габриэль Рокуэлл». Это можете быть только вы.
Она протянула мне письмо, после чего осталась стоять, явно ожидая, что я поделюсь с ней его содержанием.
Я открыла конверт и прочла следующее:
«Если миссис Габриэль Рокуэлл приедет в Келли Грейндж в пятницу в 3.30, миссис Хейгэр Рокуэлл-Редверс будет рада ее принять».
Меня поразил нарочито официальный и почти приказной тон записки.
Рут, видимо, поняла это по выражению моего лица, потому что улыбнулась и спросила:
— Что, королевский эдикт?
Я протянула ей приглашение.
— Ну что ж, вполне в духе тети Хейгэр, — сказала она, прочитав его. По-моему, она считает себя главой семьи, и поэтому хочет самолично проинспектировать вас.
— Я совершенно не хочу, чтобы меня инспектировали, — ответила я не без раздражения, — тем более, что на этой стадии инспекция вообще не имеет смысла.
— Не стоит на нее обижаться, она ведь очень стара — еще старше, чем мой отец. Ей недалеко до девяноста лет. К ней надо относиться снисходительно.
— Как бы то ни было, — заявила я, — я решила, что не поеду к ней в пятницу.
Рут пожала плечами.
— Ее слуга ждет внизу — она наверняка рассчитывает на ответ.
— Она его получит, — сказала я и, сев за стол, написала:
«Миссис Габриэль Рокуэлл сожалеет, что она не сможет нанести визит миссис Хейгэр Рокуэлл-Редверс в Келли Грейндж в пятницу в 3.30».
Рут взяла мой ответ и прочла его. Было очевидно, что ситуация ее очень забавляет и она будет с интересом ждать продолжения.
Из окна своей комнаты я увидела, как слуга из Келли Грейндж поскакал с моей запиской домой, и подумала: «Значит, свою заносчивость он унаследовал от бабушки».
* * *В начале следующей недели, гуляя по лужайке перед домом, я увидела Саймона Редверса, едущего верхом в мою сторону. Подъехав ко мне, он соскочил с лошади, приподнял в знак приветствия шляпу и крикнул появившемуся на лужайке конюху, чтобы тот забрал у него коня.
