Барбара Картленд - Любовь священна
— То же самое и я вам говорю, сударь, — ответил смуглый.
Селина пыталась вырваться, но рука бандита сжимала ее руку, словно тисками. Она отчаянно вцепилась в герцога. Все это превращалось в кошмар: опять тянущиеся к ней мужские руки и невозможность убежать.
Герцог отпустил Селину и сжал кулаки.
— Вы хотите, чтобы я ударил вас? — обратился он к смуглому.
— Я буду драться с вами, сударь, — сказал тот, сверкнув глазами. — Я буду драться из-за женщины.
— Хватит ли в вас мужского достоинства, чтобы драться самому? — спросил герцог. — Или все ваши дружки будут толкаться у меня под ногами?
— Я буду драться с вами один, — ответил смуглый. — Это будет честная борьба.
— Если это так, — произнес герцог, — я согласен.
Смуглый зловеще улыбнулся:
— Драться будем, сударь, на ножах. Мои друзья знают, что я отлично владею ножом.
На мгновение герцог заколебался.
Он слишком хорошо знал, что означает борьба на ножах. Обычно этим развлекались отбросы общества в Марселе и других портах. Два человека, держа по ножу в обеих руках, режут и колют друг друга, пока один из них не оказывается убитым или раненым. Как во Франции, так и в Италии полиция безуспешно пыталась искоренить этот вид борьбы.
Наконец герцог решился.
— Я буду драться с вами, — согласился он, — но при условии, что вы дадите мне слово, что больше никто не вмешается в наш поединок. А потом, когда вы проиграете поединок, мы с леди поднимемся наверх.
— Вы не победите, сударь, — усмехнулся смуглый.
— Это мы увидим, — ответил герцог. Он повернулся к остальным бандитам. — Вы даете слово не вмешиваться?
Глядя на их лица при свете огня и свечей, он подумал, что они, должно быть, немало обеспокоены дальнейшим ходом событий. Герцог не сомневался, что все они были местными крестьянами, кроме главаря и, пожалуй, человека, с которым ему предстояло драться. Они казались вялыми и недалекими, и, очевидно, с пути истинного их сбила алчность пришельцев. От них требовалось только играть спектакль и запугивать жертвы своей многочисленностью.
— Я бы только хотел сказать, — продолжил герцог, пока все молчали, — что, если я буду убит, вас всех ждут серьезные неприятности. Если же я просто отделаюсь раной, даю слово, в обмен на ваше, что в этом случае я не заявлю на вас в полицию.
— Если вы будете в состоянии это сделать, — злобно произнес смуглый.
— Вы правы, — ответил герцог.
Затем он опять взглянул на собравшихся и спросил:
— Так вы даете мне слово не вмешиваться?
Бандиты очень неохотно что-то прошептали в ответ в знак согласия. Конечно, они привыкли наводить ужас на пленников, пока не доставлялись требуемые деньги. Герцог же был полон решимости выдать всю банду в руки полиции, но счел преждевременным распространяться об этом.
Смуглый приказал своим дружкам очистить пространство для поединка.
Все доски и поленья, лежащие на полу, были брошены в камин, отчего огонь в нем разгорался все сильнее. Подсвечники поставили друг против друга таким образом, чтобы центр, где будет происходить поединок, был как можно лучше освещен.
— Пожалуйста, не… делайте… этого, — тихо произнесла Селина, схватив герцога за руку.
— Я должен, — сказал он. — Как видите, этот человек очень опасен.
— Может быть… лучше, если я сделаю, как… они хотят, — прошептала девушка. — Я не хочу, чтобы с вами случилось что-нибудь страшное.
Герцог посмотрел ей в глаза.
— Вы серьезно?
— Вы же знаете, что да, — ответила она.
Голос девушки был очень спокоен, хотя глаза были полны ужаса.
— Не беспокойтесь, — успокоил ее Этерстон. — Положитесь на меня.
Она осторожно коснулась пальцами его рук.
— Вы конечно сильны, — сказала она, — но острый нож… очень опасное оружие.
Она заметила, что, пока они говорили, на чемодане, на котором герцог писал свою записку, оказалось четыре ножа. Это были короткие обоюдоострые ножи, которыми орудовали разбойники в Париже и уличные скандалисты в торговых портах. Герцог хорошо знал этот вид оружия: один удар между ребер — и человек уже ничего не может рассказать. Эти ножи насмерть сражали пешеходов на улицах, служили орудием вендетты, с их помощью расправлялись с богатыми путешественниками в пустынных гостиницах.
Увидев ножи, герцог сразу понял, что ситуация складывается не в его пользу. Он никогда не дрался на ножах и только раз наблюдал поединок между двумя мужчинами, оба из которых искусно владели оружием.
Герцог спокойно и почти бесстрастно смерил взглядом своего противника. Смуглый был ниже его ростом, но зато легче и более гибким, что давало ему значительное преимущество перед Этерстоном. Кроме того, он, без всякого сомнения, был грозой окраин Ниццы, заводилой всех преступников и, конечно, виртуозным владением ножом снискал себе титул «мастера».
Герцог снял пиджак, а смуглый — рубашку. Герцог отметил его сильное мускулистое тело, а на груди и на руке татуировку, выдававшую в нем бывшего моряка.
Герцогу стало совершенно ясно, что соперник не из легких.
Он отдал свой пиджак Селине, после чего снял галстук и красивую муслиновую рубашку. Его тело было гораздо белее, чем у смуглого, но благодаря регулярным занятиям спортом, крепкие мускулы, как волны, переливались под его кожей.
Селина взяла рубашку герцога, и, взглянув в широко раскрытые глаза девушки, он понял, что она не на шутку перепугана.
— Доверьтесь мне, — снова успокоил он ее. Этерстон видел, что слова не доходят до нее, что она не в состоянии ни говорить, ни дышать.
Чемодан убрали и поставили к стене. Селина подошла к нему и села, положив рубашку и пиджак герцога на колени. Она сцепила руки, и, беря один из ножей, положенных на пол в ряд, герцог догадался, что она молится.
Смуглый выбрал себе нож, герцог тоже.
— Я скажу, когда вы можете начать, — произнес главарь.
— Один момент, — перебил его герцог. — Я только сейчас обнаружил, что мои сапоги для верховой езды скользят по полу, а мой соперник, как я вижу, снял ботинки.
Смуглый рассмеялся своим недобрым смехом:
— А я надеялся, что вы заметите это, когда уже будет слишком поздно.
— Я в этом не сомневался, — ответил герцог, подойдя к Селине и сев рядом с ней на край чемодана.
Он по-барски протянул ноги человеку, стоящему ближе других, и крестьянин, как бы подчиняясь какой-то беззвучной команде, снял с него сапоги.
— Спасибо, — сказал герцог. Оставшись в носках, он вернулся на середину комнаты, крепко сжав ножи и подняв их над головой.
Смуглый проделал то же самое, и главарь, после минутной паузы, во время которой, все, казалось, затаили дыхание, дал им команду начать.
