Юлия Леонова - Не говори мне о любви
- Двести тысяч золотом, - почти прошептал Петр. – У меня есть письмо к Вам, которое Ник вынужден был написать по требованию Кахира. Оно у меня с собой, я сейчас принесу, - поторопился уйти Петр, чувствуя себя неловко в присутствии князя.
Прочитав письмо, князь трясущимися руками свернул его и убрал в карман сюртука.
- Я завтра же отправлюсь в Тифлис, - произнес он с негодованием глядя на Петра. – Вы же сами там были, Вы знаете, что это за люди! Больше месяца прошло! Молите Бога, чтобы Ник был еще жив, - князь уже взялся за ручку двери, но вдруг остановился. - Надо заметить, что Вы, сударь, вместе с Вашей сестрицей весьма ловко все придумали и провернули, ввели в заблуждение не только графиню, но и меня. Хоть теперь признайтесь честно: Вы решили воспользоваться ситуацией и прикрыть грех Вашей сестры?
Катя отшатнулась от князя, когда услышала, в чем он ее обвиняет.
- Как Вы можете говорить так?
- А как? Вы полгода провели неизвестно где и с кем, а когда узнали, что Ник пропал на Кавказе, решили воспользоваться ситуацией, - продолжал обвинять ее князь Елецкий.
- Я от Вас узнала, что он погиб! - задыхаясь от негодования, ответила Катерина.
- Да! И должен признать, что Вы оказались великолепной актеркой, mademoiselle. Даже я поверил в эти Ваши фальшивые слезы. А ведь все было так просто! Вы с самого начала желали окрутить моего сына, и я, старый дурак, помог Вам в этом.
- Довольно, Ваше сиятельство, - оборвала его Наталья Федоровна. – Пока что все это только Ваши домыслы! Я от всей души желаю, чтобы Николай Сергеевич оказался жив и здоров; а когда он вернется, тогда и подумаем, как быть! – закончила она свою речь.
Откланявшись, Сергей Васильевич удалился, оставив семейство Забелиных и графиню Блохину в весьма растрепанных чувствах.
После уходя князя Елецкого воцарилось тягостное молчание. К радости Кати от того, что Николай жив примешивался страх от того, что она совершенно не знала, чего теперь ей ждать от него. Как он отнесется к тому, что без его ведома он оказался женат на ней? И как ни больно ей было их слышать, слова его отца слишком уж были похожи на правду. Кому он поверит: собственному отцу или ей, с которой провел единственную ночь?
- Господи! Петя, почему же ты молчал?! – глядя на брата глазами полными слез, спросила она.
- Катрин, этот человек разрушил твою жизнь, из-за него меня сослали в Нижегородский полк! Как ты можешь упрекать меня за то, что я желал ему смерти?! – взорвался Петр.
- Из-за него? Петя, побойся Бога! Это ты проиграл ему двадцать тысяч! Это ты умолял меня просить его об отсрочке! И этот человек – отец моего ребенка! – глядя брату в глаза отчеканила Катя и, развернувшись, бросилась вон из комнаты.
На следующий день Варвара Иннокентьевна, Петр и Танюша засобирались домой в Забелино. Катя, напуганная обвинениями Елецкого, сначала хотела поехать с ними, но после разговора с бабулей передумала.
- Собираешься сбежать, поджав хвост, - неодобрительно покачала головой графиня. – Я думала, ты сильнее. Пойми, девочка, твоей вины здесь нет. Петр, безусловно, поступил в высшей степени непорядочно, утаив правду от князя Елецкого, но ты не должна прятать глаза, будто виновата в чем-то.
- Как же я могу остаться? – вздохнула Катя. - Только представьте, какой будет скандал, когда откроется вся правда о женитьбе князя Елецкого?! Да и захочет ли он видеть меня после всего этого?
- Трусиха! – бросила графиня. – Если ты действительно любишь его, то должна остаться и дождаться его. Не забывай, что он почему-то приезжал к отцу сказать, что обвенчается с тобой. Вот когда ты услышишь из его уст, что он более видеть тебя не желает, тогда и уйдешь с гордо поднятой головой, а не трусливо сбежишь, поджав хвост, пока его нет.
- Вы правы, madam. Я остаюсь, и спасибо Вам! - вскинула голову девушка, твердо посмотрев в глаза своей пожилой родственницы.
- Вот и умница! Я знала, что у тебя мой характер, - улыбнулась графиня.
С этого дня для Катрин потянулись дни в томительном ожидании вестей с Кавказа. Но шла неделя за неделей, а ей по-прежнему ничего не было известно о судьбе своего «мужа». Каждый день она ходила в небольшую часовенку в имении и, осторожно опустившись на колени, возносила молитву Богородице о том, чтобы раб Божий Николай вернулся как можно скорее целым и невредимым.
Глава 7
Привалившись к стене сарая, Николай Елецкий смотрел сквозь щели, как предутренний сумрак сменяет непроглядную темноту южной ночи, в который раз благодаря Бога за эти самые щели в стенах. Он давно уже не спал, потому что эти часы перед рассветом были для него самыми любимыми. Днем сарай так нагревался на солнцепеке, что в нем становилось жарче, чем в бане, дышать было совершенно нечем, и Ник впадал от этой жары в какое-то странное состояние между сном и бредом. За ночь в сарае становилось прохладнее, но не намного, а вот перед рассветом, если прильнуть лицом к щели, можно было вдохнуть чистого, прохладного и свежего горного воздуха. Николай знал, что как только покажутся первые лучи солнца, придёт великан Гяур, принесет ведро холодной воды и немудрящий завтрак: черствую лепешку и кусок козьего сыра. Избалованный изысками французской кухни, Ник уже начинал ненавидеть этот козий сыр, но пища и самих горцев не отличалась особым разнообразием и изобилием, и он понимал, что кормили его тем же, что и всех. Долгими днями и ночами Ник не мог не думать о своей дальнейшей судьбе. Почти два месяца минуло с тех пор, как Петр покинул маленькое горное селение, в котором прятался отряд Кахира. На то, что Забелин вдруг преисполнится милосердия и доставит его письмо отцу, рассчитывать не приходилось. Значит, надеяться он может только на себя. Он быстро поправлялся – может, благодаря заботам Кьяры, или так сильно было в нем желание оставить ни с чем самонадеянного Кахира, который возомнил, что может удерживать его, князя Елецкого, в плену, да еще и требовать выкуп за него. Он чувствовал, что уже достаточно окреп для того, чтобы попытаться сбежать, и теперь выжидал подходящего момента.
В долгие часы вынужденного безделья его мысли все время возвращались к двум женщинам. Одна, Катрин Забелина, была его самой сладостным воспоминанием и самым страшным полуночным кошмаром; другая, Натали Волкова, была как глоток предрассветной прохлады. Ник едва заметно улыбнулся, думая о ней. С Наташей Волковой он познакомился совершенно случайно на одном литературном вечере в доме баронессы Розен. Елизавета Дмитриевна сама представила его девушке, отец которой вот уже год работал в Тифлисском военном лазарете. Натали была необычайно привлекательна, нрав имела легкий и веселый, и всегда и везде, где бы она ни появилась, была окружена многочисленными поклонниками. Николай не проявлял к ней какого-либо интереса, держался в рамках обычной светской любезности, но почему-то всем им она предпочла именно его. Его отношение к ней нельзя было даже назвать ухаживанием, но Нику было приятно ее общество, и иногда он в свободное от службы время вместе с Наташей гулял по улицам Тифлиса. Вспоминая эти прогулки, Елецкий снова улыбнулся. Вот ежели выберусь живым отсюда – женюсь, непременно женюсь. Хотя минуло уже почти три месяца, как они виделись с Натали в последний раз, и, может быть, уже кто-то другой сопровождает ее в прогулках по Тифлису. От этой мысли почему-то стало грустно. Подавив тяжелый вздох, Ник переменил позу. Раненная нога затекла, и хотя он уже мог передвигаться по сараю без посторонней помощи, пытаться бежать именно сейчас было, пожалуй, рановато. За дверью послышались тяжелые шаги. Гяур, - ухмыльнулся Елецкий, - в одно и то же время, хоть часы сверяй, - и вздохнул, - только где они сейчас, его часы, подаренные матушкой? Дверь открылась, и, согнувшись, слуга Кахира шагнул в сарай. Поставив на пол ведро с водой, он прикрыл за собой дверь и повернулся к пленнику, протягивая завернутый в холстину завтрак.
