Никола Корник - Сладкий грех
Эван все равно бросит ее. Нет мужчины, который поступил бы иначе. Да и о будущем они не заговаривали.
Да, она хочет быть богатой. Она хочет, чтобы брат улыбнулся ей с любовью и одобрением.
Лотта вдохнула глубже, ей вдруг не хватило воздуха.
— Хорошо, — сказала она. — Я буду шпионить для тебя.
Глава 8
На главной торговой площади в Вонтедже в полдень происходило настоящее столпотворение. Все собравшиеся с большим нетерпением ожидали прибытие кареты из Оксфорда. Эван был удовлетворен. Ему пришлось потрудиться, старательно распространяя слухи о приезде Лотты. Он бы очень разочаровался, не увидев этих людей здесь. Появление женщины со столь скандальной репутацией, как у Лотты Пализер, ее положение официальной любовницы, райской птички среди скучных серых воробьев маленького городка — все это точно произведет фурор. Эван Райдер так сильно этого хотел.
Правительственный агент по делам пленных мистер Дастер вызвал к себе Эвана, как только до него дошли слухи о скором прибытии Лотты. Это был занудный, маленького роста человек, чрезвычайно аккуратный как в жизни, так и в делах, придерживающийся всевозможных предписаний. В данный момент он усердно изучал правила перевозки и содержания для военнопленных. Появление Райдера помешало столь увлекательному занятию. Дастер с видимым раздражением захлопнул книгу, лежащую на его столе.
— Вы поступили не по правилам, Сен-Северин, — произнес он, жестом указывая на стул. Приказав слуге принести красного вина, он продолжил: — В инструкциях нет никаких ссылок на то, входит ли содержание любовницы в перечень разрешенных привилегий пленным на поселении. Думается, это большое упущение со стороны департамента не разъяснить столь возможный вариант.
— Разумеется, отсутствие в законе запрещения на содержание любовницы говорит в пользу разрешения?
Дастер быстро взглянул на Райдера, словно заподозрив его в насмешке.
— Но у меня нет полной уверенности, — ответил он. — Соответственно, я не могу взять всю ответственность на себя. Поэтому я обратился в департамент за соответствующими разъяснениями.
— Это так естественно, — согласился Эван с полупоклоном. — Благодарю вас.
— Но, ради всего святого, почему вам пришло в голову привезти в наш тихий Вонтедж подобную даму? Меня очень смущает этот вопрос, — продолжал Дастер.
Эван с легкой элегантной небрежностью повел плечом — привычка, которую он приобрел за долгие годы жизни во Франции.
— Что можно на это ответить, мистер Дастер? Мне просто надоела скука жизни пленника. Ваш городок очарователен, но в нем нечем заняться и сделать жизнь более увлекательной.
— Не понимаю, почему бы вам не проводить время так, как это принято среди прочих офицеров, — сказал Дастер, дотрагиваясь до вспотевшего лба. — Ведь можно, скажем, заняться музыкой или фехтованием? Прекрасное занятие для джентльмена.
— Завести любовницу — тоже вполне достойное занятие для джентльмена, — сухо заметил Эван. — Прошу меня извинить, но не имею в душе склонности ни к театру, ни к бильярду, столь любимым в офицерской среде. А мое искусство фехтования и без того на должной высоте. Вынужден признать, что любовные упражнения мне намного милее.
Дастер краснел и бурчал что-то себе под нос, как рассерженный индюк, но не стал запрещать приезд Лотты. Теперь, когда карета из Оксфорда уже въезжала на площадь, Эван подумал о том, каким идиотом он будет выглядеть, если Лотте вздумается провести его и сбежать с его же деньгами. Кривая усмешка исказила его лицо. Ну не дурак ли он, оставив Лотту наедине с таким соблазном — несколько сотен гиней.
Жак Ле Прево настаивал на том, чтобы сопровождать его до площади встречать карету.
— Я же вам друг, Сен-Северин, — сказал он, хлопнув Эвана по плечу. — Если мадам надует вас с приездом, я отведу вас в таверну, залить печаль, а если ее прибытие вызовет негодование у местного населения, — продолжил он, очень по-французски пожав плечами, — я выступлю в качестве секунданта, когда вас вызовут на дуэль за оскорбление общественного мнения.
— Как это любезно с вашей стороны, Жак, — усмехнулся Райдер. — Весьма признателен.
Пассажиры, занимавшие места на верху кареты, уже спускались, но Лотты среди них не было. Естественно было ожидать, что она займет место внутри, чтобы меньше зевак видело, как она путешествует в наемной карете, а не в собственном экипаже. Эван мог себе представить, насколько унизительным ей это покажется. Трястись наверху — нет, Лотта не могла себе этого позволить.
Один за другим пассажиры спускались по ступенькам: священник с Библией и таким кислым выражением лица, словно под нос ему сунули кусок вонючего стилтонского сыра, супружеская пара с маленьким ребенком, старающаяся скрыть нищету, непонятного возраста дама с маленькой сумочкой, похожая на компаньонку. Только потом появилась шляпка, рука, затянутая в замшевую перчатку, позолоченная клетка с непоющей канарейкой. Эван перевел дыхание, хотя до этой минуты не замечал, что затаил его.
— Свершилось! — пробормотал Жак.
К своему первому выходу Лотта подготовилась так, как ее просил Эван.
Показавшись из кареты, она приостановилась на верхней ступеньке, оглядываясь кругом с нескрываемым интересом. На ней была совершенно очаровательная шляпка с большими полями, завязанная под подбородком атласными розовыми лентами. Платье из белого муслина демонстрировало модный в этом сезоне фасон, известный в Лондоне под названием «обнаженный» стиль. Декольте опускалось так низко, что позволяло максимально открыть соблазнительную атласную кожу. Платье было подхвачено высоко под самой грудью, что выгодно подчеркивало ее формы. Светлое и почти прозрачное, оно прекрасно гармонировало с наброшенным сверху жакетом. Его покрой повторял прекрасные очертания фигуры владелицы. Какие чувства подобный наряд вызовет у добропорядочных жителей Вонтеджа, Эван мог только предполагать. Ему выбор понравился. С момента, когда они занимались любовью последний раз, прошло три дня, показавшиеся ему пустыми и тусклыми.
— Мадам, не могли бы вы немного поторопиться, — обратился к Лотте усталый возница. — Мы должны придерживаться расписания.
— Эван, дорогой! — Лотта бросилась в его объятия вместе с канарейкой и приникла к его губам таким поцелуем, который стоило бы оставить для более интимной обстановки. Объятия были крепкими и долгими ровно настолько, чтобы врезаться в память загипнотизированных жителей Вонтеджа. Лотта воскресила в душе Эвана знакомый вкус сладостного и искушающего соблазна, который заставлял его терять голову, унося в водоворот жгучих воспоминаний о ночи в отеле «Лиммерз». Желание вновь охватило Эвана.
