Сидони-Габриель Колетт - Гнездышко
– Входи же. Да, Алиса здесь. Поцелуй её и дай нам поговорить.
Эрмина бросила свою шляпу на рояль и скользнула поближе к сёстрам.
Она прижалась к щеке Алисы своей более худой щекой, своими крашенными в белокурый цвет волосами и нежно прикрыла глаза.
– А от тебя очень приятно пахнет, малютка, – сказала Алиса. – Оставайся, не уходи.
– О чём вы говорили? – спросила Эрмина, не открывая глаз.
– Да ни о чём особенно хорошем… Я говорила, что сыта по горло всем, что видела там…
Все трое умолкли. Алиса гладила золотистые волосы крашеной блондинки. Коломба барабанила пальцами по гулкой и облезлой поверхности рояля «Плейель». Услышав Алисин вздох, Эрмина приподнялась, вопросительно глядя на сестру.
– Да нет же, я не плачу! – запротестовала Алиса. – Просто я измучена. Думаю обо всём этом… Бедный Мишу, он оплатил страховку…
– Какую страховку?
– Это такая штука – страхование жизни. Страховая компания тоже встала в позу… Этакая вежливая подозрительность… Дознание, милые мои, они провели дознание!.. Да уж, повидала я с ними виды… Но наконец всё уладилось. А Ласкуметт – ну помните, тот тип с мельницы! Он так и налетел на меня: ему нужен дом и прилегающий участок земли. Он их получит. О Боже, конечно, он их получит! Если решение зависит от меня одной!
– Но тогда, – медленно произнесла Коломба, – тогда у тебя будут деньги?
– У меня они уже есть. Я получу страховку, стоимость недвижимости… примерно двести восемьдесят пять тысяч франков, девочки мои.
– С ума сойти… Но ведь тогда, – сказала Коломба всё тем же мечтательным тоном, – ты мне дашь… ты сможешь мне дать пятьсот франков?
– Вот, – сказала Алиса, роясь в сумочке. – Глупышка, значит, тебе они были очень нужны?
– Вообще-то да, – сказала Коломба.
Она откашлялась, чтобы вернуть себе самообладание, опустила глаза и потёрла указательными пальцами уголки век у переносицы. Глядя на измождённое и прекрасное лицо сестры, Алиса почти растрогалась, но вовремя вспомнила, что их особый кодекс поведения запрещал любые проявления эмоций. Она обхватила руками плечи сестёр.
– Ну, детки, пошли! Поужинаем, выпьем… Заставьте меня забыть о том, что Мишель не присоединится к нам во время десерта, мой добрый Мишель, умерший по собственной глупости…
– Тш-тш-тш, – пожурила её Коломба.
Алиса без возражения восприняла этот призыв вернуться к привычному тону непринуждённости, умолчания и иронии. Но на мгновение она отдалась порыву чувства и крепче обняла обеих сестёр.
– Детки, я здесь. Наконец-то я здесь, – прошептала она со сдерживаемым напряжением.
– И не в первый раз, – холодно заметила Коломба.
– Да я думаю, и не в последний, – бросила Эрмина.
Чтобы получше разглядеть её, Алиса оттолкнула от себя белокурую головку. К воротнику своего узкого чёрного платья Эрмина приколола золотую розочку.
– Ой, какая красота! – воскликнула Алиса. – Это подарок господина Уикэнда?
Эрмина покраснела.
– А кого же ещё, по-твоему…
– Да по-моему, никого другого! Меня вполне устраивает господин Уикэнд!
– Он такой хороший патрон, – вставила Коломба. Расхрабрившись, Эрмина смерила взглядом сестру.
– Знаешь, он стоит Каррина. И даже не прилагая к этому особых усилий.
Алиса погладила по золотистым волосам решившую стать блондинкой сестру.
– Оставь её, Коломба. Ей двадцать девять лет. Она знает, что ей следует делать. А Балаби нашей Коломбы, Эрмина, – это милейший старикан…
– Дурень вроде меня, – вздохнула Коломба.
– Ну и, в общем, золотое сердце…
– Знаешь, ты всё-таки выбирай выражения, – сказала Коломба оскорблённо.
– Но мне непонятно, почему бы господину Уикэнду тоже не оказаться обладателем достоинств, которые…
– Которые так отвратительны в мужчинах, – закончила Коломба. – Лично я ничего не имею против господина Уикэнда. Если ему, конечно, не восемьдесят лет.
– И если он не прыщавый.
– И не слишком белобрысый.
– И не офицер действующей армии.
– И не дирижёр. Мы имеем право лишь на одного дирижёра на нас четверых. Эрмина. слышишь меня? Эрмина, я с тобой разговариваю.
Склонив голову, Эрмина сковыривала ногтем большого пальца лак с остальных ногтей. Белокурая шевелюра уменьшала её сходство с Алисой, несмотря на слегка приплюснутый нос, их фамильный аннамский нос. Сверкающая дорожка пробежала вдоль крупной ноздри", заблестев, повисла на губе Эрмины и потерялась на её тёмном платье.
– Эрмина, – воскликнула Алиса с негодованием. Эрмина опустила голову ещё ниже.
– Дай мне платок, – пробормотала она.
– Оставь её, она не в себе, – презрительно сказала Коломба. – С ней невозможно разговаривать. То она устраивает сцены, то плачет.
– Это ты её оставь. У неё, должно быть, неприятности. Она похудела.
Она ощупала руку Эрмины выше локтя, потом одну из её грудей, помяла её и попробовала на вес.
– Недостаточно полная, – сказала она. – Что же это делает с тобой господин Уикэнд? Не кормит, что ли?
– Вовсе нет – плаксиво сказала Эрмина. – Он очень добрый. Прибавил мне жалованье. Только вот…
– Что?
– Он женат…
– Ну вот, опять! – воскликнула Алиса. – Значит, вы обе нравитесь только женатым? И ты, конечно, его любовница?
– Нет, – сказала Эрмина в платок.
Коломба и Алиса переглянулись поверх её склонённой головы.
– Почему?
– Не знаю, – сказала Эрмина. – Я сдерживаю себя. Ох, как всё это меня бесит… А тут ещё и Коломба со своими дурацкими шуточками…
– Мы такие нервные, – сказала Коломба притворным тоном. – Мы такие целомудренные и нервные.
– Ты послушай её! – закричала Эрмина. – Она говорит об этом так, как будто у меня были вши! В конце концов, я свободный человек! Какое твоё дело, нервная я или нет?
Съёжившись в своём узком чёрном платье, она утопила голову в плечи, скрестив руки на груди. При этом из её оскаленных и беспощадных уст сыпались жестокие упрёки, так что Алиса была удивлена.
– Боже мой, крошка, неужели ты не можешь видеть это в положительном свете? Ведь все мы птенчики из одного гнёздышка, и не впервой же нам поддразнивать друг друга? Никто и не спорил, что ты свободный человек. ТЫ прямо как та летучая мышь, что я как-то поймала сачком для бабочек… Её слова были прерваны зевком.
– О-ох, перекусить бы… Чем угодно, лишь бы перекусить! Уже десять минут десятого! А не найдётся ли здесь чего-нибудь, чтобы заморить червячка?
– Я собиралась сделать яичницу с ветчиной, – предложила Коломба.
– Отставить. Пора забыть об яичнице с ветчиной, которой мы питались пятнадцать лет. Я поведу вас к Поставу. Сосисочка толщиной с мою руку – вот что мне нужно. А что, сосисочки у Постава по-прежнему такие же вкусненькие-вкусненькие-вкусненькие?
