Фрэнк Кеньон - Мой брат Наполеон
— Договаривайте, генерал, — подбодрила я.
— В духовном отношении. Я вижу на вашем лице отпечаток таких качеств, как доброта, простодушие и, несмотря на вашу молодость, способность к состраданию.
Как мужчины все-таки глупы! Они видят только то, что хотели бы видеть, и создают не существующий в природе, но сообразный собственным вкусам идеал. Как видно, Мюрату я начинала сильно нравиться, и именно этого я и добивалась. Мы остановились, и он продолжал восхищенно исследовать мое лицо. Я, в свою очередь, тоже занялась изучением. Его энергичные черты свидетельствовали о властном характере, а голубые глаза из-за смуглой кожи типичного гасконца казались светлее моих. Мне нравились его черные кудрявые волосы, лихо закрученные усы, но более всего меня приводили в трепет его чувственные губы. И, как я впоследствии убедилась, они вполне оправдывали этот эпитет. У меня сложилось впечатление, что под внешне цивилизованной оболочкой скрывается дикий зверь. Даже теперь, после многих прожитых лет, я помню совершенно отчетливо, как взволновало меня это открытие.
Как мало я еще знаю о человеке, предназначенном судьбою — во многом зависящей от меня — быть моим супругом. Отец избрал для него духовную карьеру. Смешно, не правда ли? Сын трактирщика мог рассчитывать лишь на место неприметного кюре в какой-нибудь забытой Богом деревушке. Правда, в дни правления Борджиа он мог бы стать блестящим распутником — кардиналом, творцом целого выводка незаконнорожденных ребятишек. Но, как бы то ни было, церковь нисколько не привлекала Мюрата. Сбежав из дома, он вступил в Революционную армию. Революция открыла перед ним широкие возможности. В мирное время ему бы никогда не подняться выше чина сержанта королевских войск. Сейчас же он был генералом и доверенным адъютантом Наполеона. Мюрат, так же как и Наполеон, быстро поднимался по служебной лестнице. Несомненно, на достигнутом он не остановится. Поговаривали, что, не будь Наполеона, командующим Итальянской армией непременно стал бы Иоахим Мюрат. Военное счастье так переменчиво. А что, если ему суждено, подумала я, в конце концов превзойти моего брата? Эти рассуждения во многом повлияли на мое решение выйти замуж за генерала Иоахима Мюрата.
— Ваш брат ушел разгневанный, — заметил Мюрат.
На ходу я оглянулась. Мама и сильно рассерженная Жозефина стояли молча в одиночестве, им нечего было сказать друг другу.
— Мне думается, его возмутил проявленный мною интерес к господину Франкони, — сказала я, искоса бросив на Мюрата лукавый взгляд.
Он громко расхохотался. Моя реплика явно развеселила его. Франкони был знаменитым цирковым артистом. Я знала, друзья часто называли Мюрата «Франкони», поскольку его форма была богато украшена золотыми шнурами.
— В детстве я мечтал стать цирковым артистом, — улыбнулся он, вспомнив далекое прошлое.
— Но из вас вышел отличный генерал.
В этот момент к нам прибежал мой младший брат Жером.
— Каролина, — сказал он, посмеиваясь. — Наполеон ждет тебя в своем кабинете. По тону его голоса можно подумать, что он собирается тебя отшлепать.
— Если он меня только тронет, — рассмеялась я, — то своим визгом я подниму на ноги всю округу.
— Лучше просто захныкать, — посоветовал не по годам смышленый Жером. — Наполеон быстро сдается, когда кто-либо начинает плакать.
— Особенно, если рыдает женщина, — вставил Мюрат.
— И если эта женщина — Жозефина, — сказала я с неприязнью, так как знала, что ее сильнейшим оружием были слезы. — Я тоже попробую… если смогу.
Наполеон сидел за письменным столом, заваленным книгами и разными бумагами. С преувеличенным вниманием он изучал очередное донесение, игнорируя меня. Пока я ждала, Наполеон три или четыре раза дернул левым плечом — еще один признак, что он рассержен. Наконец он поднял на меня глаза, сделав мину удивления. Нахмурившись, брат сразу же перешел к делу.
— Я полагаю, Каролина, Мюрат по-настоящему ухаживает за тобой.
— В первую же встречу? — резко возразила я. — Даже у Мюрата не хватит на это смелости.
— У Мюрата хватит смелости на все что угодно, когда он наедине с хорошенькой девушкой.
— Он только попросил меня потанцевать с ним сегодня на балу.
— Мюрат хорош на поле боя, — проговорил Наполеон мрачно, — но он скверный танцор. Я очень редко видел его танцующим.
«Интересно», — подумала я.
— Какое из моих вечерних платьев мне следует надеть сегодня на бал? Мне очень хотелось бы сделать тебе приятное.
— Ночную рубашку, — ответил он, швыряя донесения на стол.
— Но Наполеон!
Он все-таки пробовал шутить.
— С чего ты взяла, что я позволю тебе присутствовать на балу? — заявил Наполеон. — Ты должна пораньше лечь спать, поэтому лучший твой наряд — ночная рубашка, — добавил он, лишая меня последней надежды.
Я попыталась зареветь, но у меня ничего не получилось. Наполеон цинично усмехнулся. Я было сделала еще одну попытку, но вновь неудачно. Поразмыслив, я решила, что не громкими воплями и криками надо добиваться своего, а хитростью.
— Наполеон, разве ты в мои годы никого никогда не любил? — спросила я.
— Ты хочешь сказать, — заметил он, — что полюбила Мюрата с первого взгляда?
— Сперва ответь на мой вопрос, Наполеон, — потребовала я.
В его глазах появилось мечтательное выражение. Я с надеждой ждала.
— Любил, — сказал он тихо. — Но я был тогда старше, чем ты сейчас. После окончания военной школы меня направили в гарнизон города Валанс. Я чувствовал себя одиноким так далеко от родного дома. Меня приютила госпожа Коломбье, которая, казалось, не имела ничего против, когда я большую часть свободного времени проводил в обществе ее юной дочери Каролины.
— Она была хорошенькая, эта другая Каролина?
— Да, хорошенькая, но прежде всего у нее было доброе сердце и мягкий характер.
— Доброе?
— Совсем не то, что ты думаешь, — резко бросил Наполеон.
— Прости, пожалуйста, — с напускным раскаянием вымолвила я.
— То было прекрасное лето, в Валансе, настоящая идиллия. — Его глаза вновь стали мечтательными. — Любовь Каролины укрепила мою уверенность в себе. Тогда я был застенчив и одинок. Моя внешность не отличалась особой привлекательностью. Очень худой, я, вероятно, выглядел вороньим пугалом — длинные волосы и запавшие бледные щеки. И кроме того, я был беден. Мать Каролины ясно дала понять, что желает для своей дочери богатого мужа. Порой мне казалось, госпожа Коломбье, приютив меня, поступила жестоко. А Каролина, спрашивал я себя, что она нашла во мне такого?
— Первый или, по крайней мере, второй поцелуй, наверное, рассеял твои сомнения?
