Ирина Пигулевская - Подлинная история графини де Ла Фер
— Так она сбежала? — пробормотал д'Артаньян.
— Еще бы! — сказал Атос. — Вспомнила былое. Давайте же ваш стакан… Ветчины, бездельник! — крикнул он. — Мы не в состоянии больше пить!
— А ее брат? — робко спросил д'Артаньян.
— Брат? — повторил Атос.
— Да, священник.
— Ах, священник! Я хотел разыскать его, но он предупредил меня, видимо, сговорившись с ней заранее, и успел покинуть свой приход.
— И вы так и не узнали, кто был этот негодяй?
— Очевидно, первый возлюбленный красотки и ее соучастник, достойный человек, который и священником прикинулся, должно быть, только для того, чтобы выдать замуж свою любовницу и обеспечить ее судьбу… и, быть может, судьбу сына. Надеюсь, что его четвертовали…
Ангел-хранитель оберегает нас — иногда. Если бы графиня де Ла Фер, леди Винтер слышала этот рассказ, она могла бы не пережить его. Но она не слышала.
На следующий день разговор был продолжен. Мушкетер смутно помнил, что рассказал молодому другу историю своей жизни. Ему не хотелось, чтобы когда-нибудь эта невыносимая тема всплыла вновь, поэтому он постарался сгладить возможное впечатление от рассказа. Д'Артаньян клялся и божился, что ничего не помнит, что никакого рассказа не было, но слова его почему-то не показались Атосу искренними.
— Вы, конечно, заметили, любезный друг, — настойчиво продолжил он, — что каждый бывает пьян по-своему: одни грустят, другие веселятся. Я, например, когда выпью, делаюсь печален и люблю рассказывать страшные истории, которые когда-то вбила мне в голову моя глупая кормилица. Это мой недостаток, и, признаюсь, важный недостаток. Но, если отбросить его, я умею пить.
Атос говорил это таким естественным тоном, что уверенность д'Артаньяна поколебалась.
— Ах да, и в самом деле! — сказал молодой человек, пытаясь поймать снова ускользавшую от него истину. — То-то мне вспоминается, как сквозь сон, будто мы говорили о пропавших женах.
— Ага! Вот видите! — сказал Атос, бледнея, но силясь улыбнуться. — Так я и знал: пропавшие жены — это мой постоянный кошмар.
— Да, да, — продолжал д'Артаньян, — теперь я начинаю припоминать. Да, речь шла… погодите минутку… речь шла о женщине с ребенком.
— Так и есть, — отвечал Атос, становясь уже смертельно бледным. — Это моя излюбленная история о белокурой женщине с маленьким мальчиком, и, если я рассказываю ее, значит я мертвецки пьян.
— Верно, — подтвердил д'Артаньян, — история о белокурой женщине, высокого роста, красивой, с голубыми глазами.
— Да, а потом отправившейся путешествовать на море…
— …захватив все драгоценности, и пропавшей вместе с сыном, маленьким виконтом, жене одного из ваших знакомых, — добавил д'Артаньян, пристально глядя на Атоса.
— Ну вот видите, как легко можно набросить тень на человека, когда сам не знаешь, что говоришь! — сказал Атос, пожимая плечами и как бы сожалея о самом себе. — Решено, д'Артаньян: больше я не буду напиваться, это слишком скверная привычка.
Так два человека вспоминали лучшие дни своей жизни…
Между тем Ришелье пока не вызывал к себе Анну и она, чтобы поправить настроение, решила всерьез броситься в омут любовных интриг. Граф де Вард, только что оправившийся от тяжелых ран, полученных им на службе кардинала, не оставлял ее своим вниманием, и миледи милостиво разрешала ему надеяться.
В это же время в Париж приехал Джозеф, как он теперь именовал себя — лорд Винтер. Анну передергивало, когда она слышала титул, но ничего уже не сделаешь — она обещала своей свекрови смириться с этим до совершеннолетия Джона и вынуждена была держать слово. Джозеф, казалось, находил какое-то особое удовольствие в том, чтобы видеться с невесткой, а миледи каждый раз едва сдерживала себя.
Однако интрига с де Вардом развивалась и подходила к кульминационной точке — открытому объяснению. По крайней мере, прогулка в Булонском лесу должна была этому способствовать. Анна написала записку, нисколько не сомневаясь, что она будет воспринята как явное поощрение к действию. Анна находилась в таком состоянии, что страстно желала этого — впервые сблизиться с мужчиной, не любя его, руководствоваться лишь рассудком, ощутить свою власть над ним, быть способной в любую минуту разорвать отношения и не страдать при этом. Ей хотелось наконец-то отбросить заблуждения юности и превратиться в холодную, уверенную в себе светскую красавицу.
В тот день миледи побывала на проповеди в церкви Сен-Ле, что вошло у нее в привычку. Она давно уже не просила у Господа лучшей доли для себя, она молилась за Антуана, Джорджа и за счастье их детей: это прибавляло ей душевного спокойствия. Однако на этот раз и молитва не помогла: на обратном пути она встретила Джозефа. Правда, мысли ее витали уже не в высших сферах — Кэтти только что отдала записку лакею графа де Варда… Джозеф был невыносим. Его комплименты, как обычно, сильно походили на дерзости, а когда он упомянул о слабом здоровье Джона, якобы передавшемся ему от отца, Анна в ярости сломала веер. Это слишком походило на угрозу, и ей страстно захотелось придушить мерзавца. Джозеф разразился смехом, что еще сильнее разъярило Анну.
В этот момент с другой стороны кареты раздался голос.
— Сударыня, — сказал всадник, в котором Анна с изумлением узнала незнакомца из Менга, о котором так и не собралась спросить у Рошфора. — Позвольте мне предложить вам свои услуги. Мне кажется, что этот всадник вызвал ваш гнев. Скажите одно слово, и я берусь наказать его за недостаток учтивости.
Миледи с удовольствием позволила бы ему сделать с деверем все, что угодно… но не решилась сказать это открыто.
— Сударь, — ответила она ему по-французски, — я бы охотно отдала себя под ваше покровительство, если бы человек, который спорит со мной, не был моим братом.
— О, в таком случае простите меня! — сказал молодой человек. — Вы понимаете, сударыня, что я этого не знал.
— С какой стати этот ветрогон вмешивается не в свое дело? — вскричал, нагибаясь к дверце, Джозеф. — Почему он не едет своей дорогой?
— Сами вы ветрогон! — отвечал незнакомец. — Я не еду своей дорогой потому, что мне угодно было остановиться здесь.
Анна с удовольствием заметила, что дело пахнет дуэлью.
— Сестра, я надеюсь, вы ведете скромный образ жизни? — осведомился Джозеф по-английски. — В память о Джордже?
Эта наглость переполнила чашу терпения Анны. Теперь она бы пальцем не пошевелила для деверя.
— Я говорю с вами по-французски, — между тем воскликнул незнакомец, — будьте любезны отвечать мне на том же языке. Вы брат этой дамы — отлично, пусть так, но мне вы, к счастью, не брат.
