Елена Арсеньева - Восхищенное дитя (Варвара Асенкова)
Однако не раз и не два было сказано, что благими намерениями вымощена дорога в ад…
Человек так уж создан, что не может не воспринимать себя центром мирозданья. И если Николай Павлович полагал себя солнцем, которое имеет полное право обогреть или не обогреть кого-то из своих подданных, то и Варя в свою очередь была убеждена, что это солнце восходит на небеса исключительно ради нее. Ей было довольно один раз увидеть благосклонность в ясных голубых глазах императора, услышать слова одобрения и получить драгоценный подарок, чтобы проникнуться чувством собственной исключительности.
Ей было восемнадцать лет, и всю жизнь она провела в мире, имеющем очень косвенное отношение к реальности. Ведь маменька ее была актриса, Варя выросла при театре, выдуманные страсти были для нее правдивее истинных. И хоть сначала все знатоки хором уверяли: в семье не без урода, мать-Асенкова не передала ни грана своего дарования дочери, девочка напрочь бездарна! – Варя все же стала актрисой. Надо было на что-то жить, она попробовала убедить Сосницкого в своих актерских возможностях… Результат оказался поистине ослепительный! Позднее Варя не без кокетства скажет:
– Я пошла в театр, как замуж за нелюбимого, но богатого человека… Но на мне оправдалась пословица: «Стерпится – слюбится». Очень скоро я страстно полюбила театр.
Очень скоро, о да! Как только встретила его взгляд и поверила… Бог весть, во что она там поверила, однако в выдуманном мире, в котором она жила, Золушки сплошь и рядом выходили замуж за принцев. В том выдуманном мире не имело никакого значения, что Золушка – незаконнорожденная (а Варя Асенкова была незаконнорожденной: ее отец, полковник Николай Кашкаров, был предан суду и сослан на Кавказ за связи с тайными обществами еще при Александре I, хотя, очень может быть, и даже без этого вряд ли он женился бы на Александре Егоровне: ведь они прожили вместе четыре года, а о браке даже разговора не шло!). Короче говоря, Золушка влюбилась в принца, актриса влюбилась в императора, а мечты могут завести влюбленную девушку так далеко, что дальше некуда!
Ослепительный успех окрылял ее, но залогом этого успеха стала любовь – та самая, что, по словам поэта, движет солнце и светила.
Между тем в жизни реальной, а не выдуманной, с «девицей Асенковой» был заключен годовой контракт с жалованьем в три тысячи рублей в год. И сразу началась безумная работа. Наступала Масленица: время развлечений для жителей Петербурга и самой что ни на есть напряженной работы для тех, кому предстояло оные развлечения обеспечить, в том числе – для актеров. Спектакли шли трижды в день – утром, днем, вечером, да еще это были три разные пьесы. К тому же Варя выступала и в концертах вместе с известными актерами Каратыгиными.
Для начала, вдобавок к пьесам своего дебюта, она стала играть Агнессу в «Школе жен» Мольера, Керубино в «Свадьбе Фигаро», Евгению Гранде в одноименной драматической переделке новеллы Бальзака. Но главное для нее были водевили, которые в театре ставились один за другим.
Жанр этот был в ту пору моден необычайно и вызывал восторг публики. Смесь насмешки и сатиры, сильных и пустеньких страстей, музыки, куплетов, танцев и острот привлекала зрителей, однако заставляла трагических и драматических актеров и любителей более серьезного жанра сетовать о падении вкусов и нравов.
Не без того, конечно: водевиль не блистал ни содержанием, ни качеством стиха, ни серьезностью постановки. Но такова уж природа человека, что ему всегда больше по нраву беззаботное веселье, чем горькие переживания или напряженная работа мысли.
Смысл слов и качество стихосложения в водевильных куплетах особенной роли не играли. Успехом своим пьески Кони, Ленского, Каратыгина, Григорьева были обязаны прежде всего ослепительному обаянию молоденькой актрисы, внезапно заблиставшей на русской сцене.
Играть в водевилях, желая снискать любовь публики, пытались многие, но это было не так просто, как чудилось на первый взгляд. Следовало сочетать в себе талант трагика и комика, певца и танцора, уметь находить удовольствие в тех незамысловатых репликах, которые произносишь, – и придавать им значимость. Этими талантами Варвара Асенкова владела поистине блестяще. Играть в водевиле было для нее так же естественно, как жить. Нет, еще естественней! Она была и в жизни, и на сцене правда что дитя – этакая шалунья, очаровательная в каждом слове, в каждой импровизации, в каждом движении. Самые простенькие куплеты в ее исполнении вызывали просто-таки экстатический восторг у зрителя, особенно если сопровождались бесподобными кокетливыми ужимками, взглядами и беззастенчивым показом очаровательных ножек.
Это ей приходилось делать тем более часто, что в водевилях сплошь да рядом встречались роли с переодеваниями, а то просто роли молоденьких военных, охотно поручавшиеся Асенковой – с ее более чем стройной фигурой и ногами, которые были воистину чудом совершенства. Особенно популярны были водевили с переодеваниями «Девушка-гусар», «Гусарская стоянка, или Плата той же монетою». И когда она выходила на сцену в тугом коротком мундирчике и в лосинах, обтянувших прелестные ножки и восхитительную попку, зал бился в овациях еще прежде, чем она начинала выпевать своим чудным голоском забавные куплетики:
Как военные все странны!
Вот народ-то пресмешной!
Так и бредят беспрестанно
Только службой фрунтовой!
И чтоб с ней не расставаться,
То хотят нас приучить
По команде в них влюбляться
И по форме их любить!
Прелестный юнкер Лелев в «Гусарской стоянке» вскружил голову множеству гвардейцев – от корнета до генерал-майора включительно. И даже выше. Как-то за кулисы к Вареньке пришел великий князь Михаил Павлович. Щелкнул каблуками, подмигнул:
– По пьесе юнкер – шалун и повеса. Я таких не жалую. Но к Лелеву я был бы снисходителен.
И опять подмигнул. Кругом засмеялись: великий князь и сам был большой шалун и повеса, весь в старшего брата…
Варенька таращилась на Михаила Павловича, а думала о его брате. Они так похожи и в то же время разные. Старший – солнце, а младший – просто яркий светильник.
Похоже, Михаил Павлович был польщен тем пристальным вниманием, с которым хорошенькая актрисочка его разглядывала. Ужиная спустя некоторое время у старшего брата (на лето двор перебрался в Петергоф), он рассказывал, как был в Александринке, какая милая особа Асенкова и какая она, чувствуется по ее взглядам, ласковая девушка…
Михаил Павлович, несмотря на репутацию, был малый предобрый, а главное, от всего сердца любил жену свою, великую княгиню Елену. Супруги вообще жили душа в душу, однако порою Михаилу Павловичу очень хотелось поддразнить свою спокойную, уравновешенную супругу, ну, вот он и молол языком что ни попадя про «ласковых девиц». Великая княгиня слушала вполуха, потому что знала: случись у мужа серьезная связь, которая затронет его сердце, он о ней ни словом не обмолвится. А если болтает, стало быть, все это так, незначащие шуточки. Посему она только лукаво посмотрела на мужа, который в свою очередь состроил ей гримасу. И никто из них не заметил легкой тени, которая скользнула по лицу Николая Павловича…
