Елена Езерская - Крепостная навсегда
— А хорош ли он?
— Мы и виделись-то всего несколько раз. И пустое все это — он дворянин, и мы никогда не будем вместе.
— Почему — никогда? Он-то любит тебя?
— Откуда мне знать?
— Не отчаивайся, Аннушка, вот вернешься, даст тебе Иван Иванович вольную — и чем ты хуже дворянки? Ничем! И даже лучше в сто раз! Вот увидишь — ты самая счастливая будешь.
Проводив Анну, Варвара вернулась к барону.
— Скажи мне, Варвара, почему Полина задумала письмо Оболенского перехватить, как решилась? — спросил Корф, когда та принялась поправлять его постель.
— Вы бы отдохнули, барин, и так забот у вас — не по здоровью.
— Ты мне зубы не заговаривай, — нахмурился Корф. — Если я чего-то не вижу — просвети. Может, успею исправить, пока силы для этого чувствую.
— Не хотела бы я вас, барин, расстраивать. Но… — Варвара задумалась, словно собиралась с мыслями. — Аннушка никогда об этом сама не расскажет, она слишком добрая.
— Так в чем же дело?
— Полина нашу Аннушку ненавидит! Она сама актеркой хочет стать, вот и завидует Аннушке. И этот черт нерусский с нею заодно…
— Карл Модестович?
— Хозяином себя возомнил, Анне прохода не дает. А она у нас добрая, сердце чистое — сама к людям с добром, и от людей того ждет.
— Хозяином, говоришь? Да брось ты постель прибирать, — прикрикнул барон на Варвару. — Рассказывай по порядку, что тут у вас происходит, а то, чувствую, меня слишком долго не было.
— И то, правда, барин — долго, очень долго! Модестович чуть что — плеткой стегает. Днями вот Никиту едва не угробил! У него через всю спину — полосы. Модестович мог и насмерть забить — он не человек, а зверь лютый.
— Вот что, Варвара, вели ему тотчас явиться ко мне. И без разговоров!
Отправив Варвару, барон взял со столика у кровати пузырек с лекарством, что прописал ему доктор Штерн, и сделал большой глоток. Решил — пусть не по предписанию, но ему важнее, чтобы сердце не подвело. Разговор с управляющим мог получиться тяжелым. Корф уже давно подозревал Карла Модестовича в растратах и самоуправстве, но пока руки до него, любезного, не доходили, а, видимо, зря — назрело.
Шуллера ему рекомендовал как-то Забалуев — хвалил его за смышленость и порядочность, да и письма рекомендательные у того имелись весьма похвальные. Поначалу Карл Модестович ему приглянулся — за дело взялся серьезно и прытко. Корф тогда особенно был озабочен своим финансовым состоянием. Друг его, Петр Долгорукий, занял сумму на ремонт и обустройство петербургского дома. Да еще театр, его любимое детище, съедал немалые средства. Но то ли новый управляющий пришел в урожайный год, то и в самом деле он сумел хозяйство подогнать, только все постепенно наладилось, и через несколько лет барон вернул Долгорукому деньги по расписке, а через какое-то время и вовсе перестал интересоваться имением.
Наезжать — наезжал, спектакли в театре устраивал, но по книгам видел — записи управляющий делал вовремя, что продано, что куплено — все отмечал. И придраться, похоже, не к чему. А, может, и впрямь — просто было удобно, что все заботы на другие плечи переложил, тем более что Владимир вникать в дела хозяйственные не стремился. Сын все больше служил на передовых да крутился на столичных балах. За первое барон его хвалил, за второе — сердился. Он ведь и невесту ему уже оговорил — не насильно, не уродину. Лиза Долгорукая! О лучшей жене не мечтать молодому, благородному мужчине. И другой хозяюшки для имения барон себе не представлял, и не раз грезил, как, живя в Петербурге и сопутствуя блестящей карьере Анны, он будет душой отдыхать в их родовом имении среди внуков. Но Владимир дорогу домой позабыл и не похоже, чтобы обещанию, данному Лизе и ее отцу, оставался особенно верен.
— Итак, что скажешь? — сурово спросил барон, встречая вошедшего управляющего неласковым взглядом.
— Если вы о расписке, увольняйте Иван Иванович! По моей вине пропала — признаю.
— По твоей?
— Недоглядел, как есть недоглядел! Я уж и Григория пытал, да он отнекивается.
— А Григорий здесь при чем?
— Да я у него с некоторых пор сапоги новые увидел, откуда он их взял? Знать, продал расписку Долгорукой.
— Что за глупость! — рассердился барон. — Сапоги те я сам Григорию в прошлый приезд подарил, на день рождения. Ты мне вот лучше скажи — крепостных зачем бьешь? Анну обижаешь?
— Исправлюсь, — быстро покаялся Модестович. — Больше не буду, клянусь. А Анну барыней величать стану.
— Ты шута передо мной разыгрывать брось! Ты или будешь выполнять мои требования, или пойдешь к черту прямо сейчас!
— Не гневайтесь, Иван Иванович, вам волноваться не резон. Опять сердце прихватит.
— Ты о моем здоровье заботился бы раньше! И старался бы, чтобы в хозяйстве все складно шло, чтобы крестьяне мои всегда были сыты и веселы.
— А я и стараюсь…
— Узнаю, что ты виновен в краже документа — шкуру спущу! А пока за провинность твою отправляйся на конюшню, пусть тобой Никита покомандует. До моего особого распоряжения.
— Никитке, крепостному подчиняться? — задохнулся от злости управляющий. — Лучше увольте! Или я сам уйду!
— Аи уходи! Я тебе вслед рекомендацию напишу: управляющий — вор и скотина! — разгорячился барон.
— Не поспешили бы, Иван Иванович! — с угрозой проговорил Шуллер. — Сами знаете — как бы напиться не понадобилось из колодца, в который вы сейчас плюнуть изволили.
— Понадобится — мы колодец прочистим, а вот ты стойла чистить ступай, чтобы вспомнил, кто здесь хозяин!
Прогнав управляющего, барон велел подать обед и после решил отдохнуть. Спал он спокойно и видел счастливые сны: Анну в толпе обожающих ее поклонников, и себя — среди очаровательных малышей-погодков, двух девочек и двух мальчиков. А откуда-то свыше смотрела на это красивая, благородная женщина и благословляла их. «Незабвенная моя, как бы мне хотелось, чтобы ты была с нами рядом, тебя единственно и люблю всю жизнь!» — обратился к ней барон и проснулся.
Он чувствовал удивительную бодрость и желание развеяться. Впервые за это время барон сам встал с постели и оделся, потом он направился в библиотеку, где всегда стоял его любимый графинчик с бренди. Варвара, явившаяся проследить, выпил ли барин лекарство, в спальной Корфа не нашла и подняла страшный шум, переполошив всех слуг. Но вскоре один из них наткнулся на барона в библиотеке, и поиски сами собой прекратились.
Но старый Корф не успел еще и глотка сделать, как вошедший слуга объявил, что его срочно желает видеть господин Забалуев.
— Проси, — разрешил барон, весьма удивленный этим обстоятельством.
— Приветствую вас, сосед! — бодро сказал Забалуев, входя в библиотеку.
