Джин Рис - Антуанетта
Завернувшись в рваное полотенце, я сидела спиной к Тиа, дрожа от холода и не могла согреться на солнце. Потом оглянулась и увидела, что Тиа ушла. После долгих поисков я поняла, что она забрала мое платье. Она не взяла нижнее белье, потому что никогда его не носила. Она взяла мое платье, только что накрахмаленное и отутюженное. Кое-как я надела ее платье и побрела домой под палящим солнцем. Я ненавидела ее. Я чувствовала себя ужасно и хотела обойти дом сзади и тихо пробраться на кухню, но, проходя мимо конюшни, увидела трех незнакомых лошадей. Тут меня заметила мама и окликнула. Она была на террасе в обществе двух молодых дам и джентльмена. Гости! Спотыкаясь, я стала подниматься по ступенькам. Когда-то я мечтала, чтобы к нам приехали гости, но как давно это было.
Мне они показались прекрасными. И их одежда тоже меня поразила. Увидев меня, они рассмеялись – джентльмен громче всех, – и я опрометью побежала в спальню. Я стояла, прислонившись к двери, и сердце бешено колотилось у меня в груди. Я слышала, как они разговаривали, а потом уехали. Наконец я вышла из спальни. Мама сидела на синем диване. Она долго смотрела на меня, а потом сказала, что я вела себя очень странно и мое платье было грязнее обычного.
– Это платье Тиа, – пояснила я.
– Почему ты надела платье Тиа? Тиа? Кто, кстати, она такая?
Кристофина, которая слушала из буфетной, пришла в комнату, и ей было велено выдать мне другое платье.
– А эту тряпку выброси. Сожги ее! Тут они поругались.
Кристофина сказала, что у меня нет чистого платья.
– У нее только два платья. Одно она носит, другое в стирке. Вы хотите, чтобы платье свалилось с неба? Это же безумие!
– Она должна надеть другое платье, – твердо сообщила мама Кристофине, но та стала кричать, что это стыд и срам: я делаю, что хочу, никто за мной не следит и неизвестно, что из меня получится.
Мама подошла к окну и застыла там. Ее прямая узкая спина и тщательно расчесанные волосы словно говорили: «Брошены, брошены!..»
– У нее осталось старое муслиновое платье. Найди его, – велела она Кристофине.
Пока Кристофина мыла мне лицо и завязывала косички новыми ленточками, она рассказывала, что к нам приходили новые владельцы «Отдыха Нельсона». Они представились как Латреллы, но ничего общего с прежним владельцем у них не было. Разве что они – тоже англичане.
– Старый мистер Латрелл плюнул бы им в физиономии, если бы увидел, как они на тебя смотрели. Нет, сегодня к нам в дом пришла беда, помяни мое слово.
Старое муслиновое платье было найдено и подано мне. Когда я стала натягивать его на себя, оно затрещало по швам. Кристофина не обратила на это внимания.
– Рабство теперь отменили! Это же курам на смех! Теперь появился закон. Суды. Они штрафуют, сажают в тюрьму в кандалы, заставляют работать на топчаке, крутить его, пока у человека не отсохнут ноги. Новые хозяева хуже старых. Они куда коварнее, уж это точно.
Весь вечер мама не разговаривала со мной и даже не смотрела в мою сторону. Я подумала, что она меня стыдится. Тиа была права.
Я рано легла спать и тотчас же заснула. Мне приснилось, что я шла по лесу и кто-то невидимый и ненавистный следовал за мной по пятам. Я слышала тяжкие шаги совсем рядом, и хотя кричала и пыталась бежать, не могла сдвинуться с места. Я проснулась в слезах. Одеяло валялось на полу. У кровати стояла мама и смотрела на меня.
– Тебе приснился кошмар?
– Да, плохой сон.
Она вздохнула и снова накрыла меня одеялом.
– Твои крики напугали Пьера. Пойду к нему.
Я лежала и думала. Вот дверь в спальню. Вот знакомая мебель. А в саду древо жизни и зеленая замшелая стена. С одной стороны преграда из гор, с другой – море. Я в безопасности. Мне нечего бояться страшных незнакомцев. Когда я снова засыпала, в комнате Пьера по-прежнему горела свеча. Проснувшись наутро, я вдруг поняла: отныне все изменилось. Раз и навсегда.
Не знаю, откуда у мамы появились деньги на белый и розовый муслин. На целые ярды муслина. Наверное, она продала свое последнее кольцо. Ведь одно у нее еще оставалось: я видела его в шкатулке для драгоценностей – кольцо и медальон с трилистником. С утра в доме только и знали, что шили, а когда я вечером отправилась спать, то шитье продолжалось. Через неделю у мамы появилось новое платье – и у меня тоже. Латреллы одолжили маме лошадь, и нередко она выезжала рано утром, а возвращалась вечером следующего дня, усталая, потому что была на танцах или на пикнике при луне. Мама была веселой и смешливой, какой я никогда ее не видела раньше, а когда она уезжала, дом делался тихим и печальным.
Я тоже уходила из дома и возвращалась только к вечеру. Но теперь я уже не проводила долгие часы у заводи и больше не встречалась с Тиа. Я ходила другой дорогой: мимо заброшенного сахарного завода и водяной мельницы, не работавшей уже многие годы. Я бродила там, где раньше не бывала, там, где не было ни дорог, ни тропинок. Когда осока резала мне руку или ногу, я мрачно говорила себе: «Все равно люди хуже». Мне попадались черные и красные муравьи, я видела высоко над землей гнезда, где жили белые муравьи. Однажды я повстречала змею. Случалось мне попадать под ливень и промокать до нитки. И все равно это было лучше, чем видеть людей.
Лучше, лучше, во сто раз лучше!
Я смотрела на красные и желтые цветы, и мне казалось, что вдруг отворилась дверь и я оказалась в другом мире. Превратилась в другую девочку. Я шла по жаре, на небе не было ни облачка, но мне казалось, что все вокруг чернеет…
Мама вышла замуж за мистера Мейсона из Спэниш-Тауна. На свадьбе я была подружкой невесты. Кристофина завила мне волосы, в руке у меня был букет, и все на мне – даже башмаки – было новое-преновое. Но лицо мое пылало ненавистью, и гости старались не смотреть на меня. Я прекрасно слышала все, что говорили эти вежливые улыбающиеся люди о маме, когда ее не было рядом и им казалось, что и я тоже их не услышу. Но когда они приезжали в Кулибри, я пряталась в кустах и подслушивала их разговоры.
– Подумать только, – говорила одна гостья. – Он еще горько пожалеет! Такой состоятельный человек. Если бы он только пожелал, он мог бы взять в жены любую девушку в Вест-Индии, а может, и в Англии…
– Сущая правда, – вторила ей другая.
– Но он почему-то берет в жены вдову, которая живет в этих развалинах без гроша за душой. Думаете, старого Косвея погубила независимость? Ничего подобного! Имение стало приходить в упадок задолго до этого. Он пил, пил и допился до гробовой доски. А эти его женщины? Эта, например, и не пыталась как-то ему помочь. Напротив, она только поощряла его пьянство. А эти подарки на Рождество всему его помету? Скажете, старинный обычай? Иные обычаи лучше поскорее похоронить и забыть. Новому супругу придется сильно раскошелиться, чтобы в доме снова стало можно жить. Да еще и конюшни, этот жуткий темный каретный сарай. А постройка для слуг? А на туалетном сиденье нежилась змея длиной в шесть футов. Я видела се своими собственными глазами. Испугалась? Не то слово. Я визжала, как не знаю кто. А потом явился тот жуткий старик, которого они держат при усадьбе, и он засмеялся. Ну а дети? Мальчишка – идиот, она никогда не показывает его гостям. А девчонка пойдет по ее дорожке, вы уж мне поверьте.
