Дария Харон - Племянница маркизы
Она внимательно прислушивалась к словам маркизы, которая размеренным шагом прохаживалась вдоль стоявших в ряд девушек.
— Именно поэтому я ищу молодых смышленых женщин, отличающихся безупречным поведением. Я даю им возможность начать в Париже новую жизнь.
Поднялся шум. На лицах девушек в равной мере отразились и надежда, и страх. Маркиза вскинула руку, и вновь моментально воцарилось молчание.
— Я не смогу взять с собой всех вас и даже половину, — объявила она и взгляд начал скользить по женщинам. — В лучшем случае я возьму в Париж и пристрою в благородные дома трех девушек, а это значит, что мне придется разочаровать многих из вас. Отбор будет очень строгим. — Она отступила на шаг и скрестила руки на груди: — Все, кто старше двадцати, могут идти.
На мгновение воцарилась полная тишина, а потом от группы отделилась примерно половина девушек. Среди них были и Элен с Вероник.
Мари судорожно стиснула руки, ожидая, что еще скажет эта женщина.
— Все, кто когда-либо болел черной оспой или страдает пляской святого Витта, также могут удалиться.
Маркиза де Соланж молчала, пока еще четыре девушки не покинули комнату. Глаза ее скользили по оставшейся дюжине. Она подавила вздох. Эти утомительные поездки в провинцию все яснее давали понять, что ее тело стареет столь же быстро, как и лицо.
От езды в душной карете сильно болела голова. Так скверно, как в этот раз, Жюльетт не чувствовала себя еще никогда. Судя по всему, и в этой дыре ей тоже не удастся найти подходящую девушку, а сие означало, что придется снова обрекать себя на немилосердную тряску в экипаже.
Маркиза подошла к ближайшей девушке, вытянула обтянутый перчаткой палец и тронула ее за подбородок. Черты лица девушки при всем желании нельзя было назвать хоть сколько-нибудь миловидными. У ее соседки была грубая кожа с широкими порами и нос картошкой, из которого торчали кончики черных волосков. У следующей девушки не хватало трех зубов, что не мешало ей улыбаться во весь рот. Четвертая имела бледный, мучнистый цвет лица, похожего на клецку.
Жюльетт де Солланж подавила отвращение и перешла к очередной претендентке. Она оказалась рослой, что не соответствовало вкусам клиентов маркизы, предпочитавшим миниатюрных изящных женщин, однако держалась очень прямо. Ее полные груди вздымались под тонким платьем. Кожа девушки оказалась загорелой, как и у всех здесь, но этот изъян легко можно было исправить. Она взяла девушку за подбородок, чтобы рассмотреть лицо. Следы грязи на нем свидетельствовали о том, что она явилась сюда прямо с полевых работ.
Девушка не отводила взгляд от маркизы, пока та ее рассматривала, и это обстоятельство поразило Жюльетт. Маркиза привыкла к смирению, страху и надежде в глазах, но даже если эта девушка и испытывала нечто подобное, она мастерски умела скрывать свои чувства.
Маркиза отпустила ее подбородок.
— Ступай в комнату, жди меня там. И вымой лицо.
Мари подобрала юбки и сделала, что было приказано. Она не знала, плохой это знак или хороший. В комнате стояли таз для умывания и кувшин с водой. Франсуаза даже положила рядом кусок дорогого мыла.
Вымыв лицо, Мари пригладила волосы. Заплетенные с утра косы уже растрепались. Конечно, неплохо было бы привести прическу в порядок, но у нее не было ни гребня, ни времени, чтобы это сделать. К тому же в комнату уже вошла маркиза и закрыла за собой дверь.
— Как тебя зовут? — спросила она, стягивая перчатки.
— Мари. Мари Кальер.
Девушка надеялась, что ее голос звучит достаточно уверенно.
— Что ж, Мари, сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
Маркиза кивнула.
— Хорошо. Раздевайся.
В первый момент девушке показалось, что она ослышалась, но когда важная дама выжидательно взглянула на нее, Мари начала расстегивать пуговицы на платье, а потом сняла деревянные сабо.
— И рубашку, и нижнюю юбку тоже, — сказала маркиза.
Мари попыталась унять дрожь в пальцах, когда, повиновавшись, распускала завязку нижней юбки. Девушка опустила голову, руки ее безвольно свисали вдоль обнаженного тела.
Маркиза молча обошла ее, впрочем, не касаясь. Мари чувствовала, что от стыда у нее горит лицо. Но девушка все же продолжала надеяться.
— Распусти волосы.
Она послушно вскинула руки и выдернула шпильки, удерживавшие прическу. Растопырив пальцы, девушка провела по тугим косам, и волосы рассыпались по плечам и груди.
Маркиза наблюдала за ее движениями, опираясь на стойку кровати. Она пыталась подавить возбуждение и скрестила руки, чтобы не поддаться искушению коснуться высокой груди с торчащими розовыми сосками. Тело у Мари было безупречным. Под шелковистой кожей скрывались крепкие мышцы, гибкие от работы в полях. И главное — никакого жира, как у большинства благородных девиц.
Девушка двигалась с природной грацией, какой не смог бы научить ни один учитель. А лицо, отмытое от грязи и пыли, вызывало, в памяти картины Питера Пауля Рубенса. Губы сердечком, с полной нижней губой над округлым подбородком. Нос маленький и изящный, глаза большие и почти неестественно ярко-зеленые. Взгляд не пустой и не простодушный. Девушка явно была неглупа. Это могло стать достоинством, хотя и большим недостатком тоже.
— Мари, ты умеешь читать и писать? — спросила маркиза, прервав свои мысли.
— Нет, мадам. У моих родителей нет денег, чтобы платить священнику за обучение меня и сестер. Вот братья — совсем другое дело. Они умеют. Здесь ни одна девушка не может читать и писать, — быстро добавила она, чтобы обратить внимание маркизы на это обстоятельство, и поспешно продолжила: — Но я хорошо управляюсь с иголкой, укладываю сестрам волосы и часто помогаю матери с обедом.
Маркиза молчала, едва сдерживая улыбку. Если она правильно ее оценила, этой девочке никогда больше не придется держать в руках иголку и киснуть на кухне.
— А ты девственница, Мари? Ну, ты когда-нибудь спала обнаженной с мужчиной?
Девушка вскинула голову:
— Нет, конечно нет! За кого вы меня принимаете? — И, чуть тише, продолжила: — Отец убил бы меня, если бы узнал, что я спуталась с каким-нибудь парнем из деревни.
Подобные «искренние» уверения маркиза слышала достаточно часто, и так же часто они оказывались ложью. Стремление попасть в Париж заставляло многих провинциальных красоток забыть многие подробности своей жизни. Однако клиентура маркизы была взыскательной и раскошеливалась лишь на девственниц, поэтому она без обиняков скомандовала:
— Ложись на кровать, Мари. Я проверю, правду ли ты сказала.
Девушка изменилась в лице. Мысленно она начала перебирать каждую встречу с Леоном, — каждый поцелуй и прикосновение. Он обещал ей подождать до свадьбы и хотел поговорить с ее отцом, когда для этого настанет подходящее время. Все, что между ними было, — это безобидные нежности, не представлявшие препятствия тому, чтобы позднее достойно пойти к алтарю.
