Ольга Свириденкова - Невский романс
— Ах, Жюль, не напоминай мне об этом! Да уж, признаться, не ожидала я такого от Станислава. Лишить меня наследства! А я целых пять лет терпела его в своей постели. Омерзительный, гадкий, противный человек! Правда, у меня остались драгоценности. И деньги, около ста тысяч.
— Ну, этого капитала при твоем стремлении жить на широкую ногу ненадолго хватит. В лучшем случае год-полтора. А потом что?
— А потом, — Элеонора посмотрела на брата с лукавым вызовом, — потом я найду другого, как ты выразился, дурака, который будет оплачивать мои расходы.
— Хорошо бы, да найдется ли такой?
— Найдется, никуда не денется. Я все еще красива, говорят, даже стала лучше, чем прежде. И молода… Не забывай об этом! Мне только-только исполнилось двадцать семь. Самый возраст для женщины, когда к зрелой женской красоте прибавляется ум.
Барон пренебрежительно фыркнул.
— О да, у тебя ум! Ленора, была бы ты умна, не крутила бы хвостом, а держалась за богача Лисовского.
— И что Лисовский? Разве он единственный богач в Российской империи? Здесь, в Петербурге, и почище женихи имеются. Ну, скажем, — Элеонора слегка сощурила томные голубые глаза, — мой незабвенный Владимир Нелидов.
Юлий Карлович выпрямился.
— Ты в своем уме? — с расстановкой произнес он.
Элеонора цинично усмехнулась.
— Ну зачем же так сразу? Я навела справки и узнала, что он не женат. Шикарный особняк на Мойке, сто двадцать тысяч годового дохода. Вот это сила! Знала бы я это шесть лет назад, когда мы с ним… Впрочем, тогда был жив его отец, противный самодур екатерининской закваски. Я боялась, что он лишит Владимира наследства. Хотя, наверное, зря. Все-таки единственный сын. Покапризничал бы старичок, да и простил… Ах, как же я была глупа!
— А теперь, значит, поумнела, — с усмешкой заключил барон. — Ну что ж, попробуй. Закинь невод… авось и впрямь поймаешь рыбку. Но все-таки, сестра, советую придержать капитал. Оставь тысяч тридцать на зиму, а остальное позволь мне положить в банк под проценты.
— Ни… за… что, — с милой улыбкой, но твердо отчеканила Элеонора. — Этих тридцати тысяч мне никак не может хватить на сезон, а стало быть, говорить не о чем.
— Что ж, дело хозяйское, — сухо промолвил Вульф. — Ладно, Ленора, ты устраивайся потихоньку, а я — спать. Тебе завтра бездельничать, а мне — на службу.
2
Следующее утро Иван Вельский против обыкновения провел дома. Словно полководец накануне решающего сражения, он все ходил по кабинету, размахивая трубкой и с нетерпением дожидаясь, когда родители разъедутся. Наконец отец отправился в Английский клуб, а матушка — по своим любимым модным лавкам. Тогда Иван решительно затушил трубку и бросился в комнату сестры.
— Одевайся быстрее, Полетт, едем! — прокричал он, застегивая на ходу офицерский плащ. — Два часа дня. Этот мерзавец должен быть в Летнем саду или на Невском.
Десять минут спустя Полина стояла на крыльце. Экипаж был уже подан — все тот же щегольский фаэтон с откидным верхом, в котором Иван давеча примчался домой. Он был великолепен: приглушенно-желтого, осеннего, цвета, с мягкими сиденьями, обитыми голубым бархатом, с роскошной золоченой сбруей. В тон экипажу была пара прелестных рыжих лошадок. Молодые, сильные, резвые, они нетерпеливо перебирали копытами. «Солнечная колесница Феба», — восторженно подумала Полина, усаживаясь в фаэтон.
Иван запрыгнул следом, и экипаж понесся по набережной.
— К Летнему саду, — прокричал Иван. — А там поглядим, куда дальше.
Удобно устроившись, Полина принялась с интересом смотреть по сторонам. Все ей казалось новым, все привлекало, восхищало и очаровывало. И в то же время проносившиеся мимо столичные пейзажи были до боли родными и знакомыми, только полузабытыми. Последние пять лет Полина провела в пансионе для благородных девиц. Занятые светскими развлечениями родители не забирали ее даже на лето. И хотя Полине прекрасно жилось в пансионе, где с ней нянчились, словно с какой-нибудь принцессой, она очень скучала. Не по родным и даже не по дому, а по любимому городу.
И вот ее, наконец, забрали из пансиона и привезли в Петербург. И целый месяц продержали взаперти, изредка вывозя на прогулки. Но так было принято, и Полина не возражала. Да и зачем устраивать бурю в стакане воды, когда все делалось для ее блага?
Между тем фаэтон уже оставил позади Зимний Дворец и несся к Летнему саду. Достав из горностаевой муфты крохотное зеркальце, Полина придирчиво оглядела себя. Сегодня на ней были элегантный редингот цвета морской волны и просторный капор из плотного шелка, прозванный светскими остряками кибиткой (его задняя часть неумеренно выдавалась назад и вверх). Капор украшали изогнутые белые перья, живописно трепетавшие на ветру, при взгляде на них Полина почувствовала, как у нее внутри тоже что-то затрепетало. От восторга, ощущения полноты жизни и… страха, что родители узнают о ее проделке и будут недовольны.
— Приехали! — громогласно объявил Иван, когда лошади встали перед высокими чугунными воротами. Затем проворно соскочил на мостовую и помог спуститься Полине. — Итак, вперед, на штурм вражеской цитадели!
Несмотря на позднюю осень, в саду было чудесно. Листья почти облетели, и белые мраморные статуи с трогательной сиротливостью маячил и между темными стволами. Пахло приятной осенней сыростью, легким морозцем и предстоящими зимними развлечениями.
Народу собралось довольно много, в основном — хлопотливые гувернантки с детьми и нарядно одетые дамы. На ближайшей к воротам скамейке сидел старик-шарманщик. Он негромко напевал:
Облетевшие листья по Летнему саду
Носит ветер — любовник красавицы Лето.
Отвечая улыбкой случайному взгляду,
Он грустит… И уносится чья-то карета.
Облака над водой проплывают устало.
Вальс окончен, и не станцевать контрданс.
Глупый ветер не знает, что счастья так мало.
Он печально поет этот невский романс.
Отыскав в кармане монетку, Полина опустила ее в кружку шарманщика. Ей вдруг сделалось грустно, сердце сжалось от тревожного предчувствия… Но задумываться было некогда, потому что Жан нетерпеливо тащил ее по усыпанной пожухлыми листьями садовой дорожке.
Брат с сестрой углубились в одну из аллей. Внезапно Иван придержал Полину за руку и толкнул за статую нимфы.
— Тихо, Полетт, тихо, Нелидов здесь, — прошептал он взволнованно. — Я только что его видел. Он стоит на боковой дорожке рядом с каким-то штатским.
