Паола Маршалл - Эмма и граф
— У меня нет никакого желания выходить замуж. Можете не волноваться на этот счет. Мне отвратительна даже мысль о замужестве. Скорее бы я согласилась голодать, что ваше предложение исключает на ближайшие десять лет. Если я вас устрою, конечно.
Леди Хэмптон окинула Эмму проницательным взглядом. Выражение лица и смиренная осанка девушки не изменились, но какая-то новая нотка в ее голосе слегка встревожила самоуверенную даму. Она покачала головой, как бы отбрасывая нелепые предчувствия.
— Мадам Дюморье упомянула, что вы говорите по-французски как француженка, а миссис Гардинер пишет, что, кроме всего необходимого для гувернантки, вы играете на фортепиано. Мне остается лишь сообщить размер жалованья и организовать ваш отъезд в Лаудвотер. Я надеюсь, что вы отправитесь туда в ближайшем будущем.
— Я полагаю, у Гардинеров будет новая гувернантка, как только они приедут в Париж, — ответила Эмма, — а до тех пор миссис Гардинер сможет обойтись без гувернантки, так что я могу выполнить все ваши пожелания.
— Вот и договорились, мисс Лоуренс. — Леди Хэмптон взяла со стола маленький колокольчик, чтобы вызвать прислугу и показать, что аудиенция окончена, и вдруг подняла глаза на Эмму. На лице гувернантки было такое странное выражение, что леди Хэмптон на секунду замерла, колокольчик повис на полпути.
Ее снова поразило что-то неуловимо странное в скромной и безупречной на вид гувернантке. Неожиданно для самой себя леди Хэмптон сказала:
— У меня такое необъяснимое чувство, будто мы с вами прежде встречались, мисс Лоуренс. Возможно ли это?
Придется солгать. Что могло вызвать такой вопрос? Ничего не осталось в ней от девушки, которую Луиза Хэмптон видела однажды… под руку с Домиником Хастингсом. Правда, в то мгновение, когда леди Хэмптон взяла колокольчик, Эмма вспомнила их встречу и с иронией подумала, как бы отреагировала светская дама, услышав истинную причину ненависти гувернантки к замужеству. Сейчас же она произнесла как можно спокойнее:
— О, я думаю, это маловероятно, — и, склонив голову набок, задумчиво посмотрела на леди Хэмптон. — Я уверена, что запомнила бы вас, а вы как полагаете?
Если леди Хэмптон и сочла это заявление несколько двусмысленным, она не подала виду и позвонила в колокольчик. Аудиенция закончилась. На горе или радость леди Летиция Хастингс получила новую гувернантку, причем обещавшую остаться с нею по меньшей мере десять лет.
К тому времени старая дева Эмма Лоуренс неизбежно смирится с одиночеством, а леди Летиция так же неизбежно счастливо выйдет замуж.
Глава вторая
Пока же мисс Эмма Лоуренс ни с чем не смирилась, и спокойное лицо, обращенное к леди Хэмптон, совершенно не отражало ее истинных чувств. Посреди последовавшей бессонной ночи Эмма села в постели и попыталась прогнать воспоминания о событиях десятилетней давности.
Бесполезно, абсолютно бесполезно! Они не уходили. Все, что, как она надеялась — нет, уверила себя, — она забыла навсегда, было таким отчетливым, будто произошло вчера. Может, лучше не пытаться забыть, а, наоборот, пережить все заново, и тогда прошлое отпустит ее…
Эмма позволила воспоминаниям нахлынуть на нее… Время повернуло вспять.
Эмма снова была Эмилией Линкольн, которой еще не исполнилось восемнадцати лет, единственной дочерью и наследницей Генри Линкольна, представителя старинного рода, недавно сколотившего большое состояние. Его покойная жена, из еще более благородного семейства, была необычайной красавицей, стройной, хрупкой и белокурой. Увы, немодно темноволосая Эмилия пошла в отца. И что еще хуже, с каждым годом она становилась все полнее. Гувернантка называла это щенячьим жиром и говорила, что у девочки замедленное развитие и вскоре она станет такой же стройной и прелестной, какой была ее мать.
Но время шло, и Эмилию охватывало отчаяние. А самое страшное, страшнее, чем полнота, — с юностью началось заикание. И чем больше Эмилия старалась от него избавиться, тем сильнее оно проявлялось.
Отец нежно любил ее. Кроме нее, у него ничего от жены не осталось, и, как и гувернантка, он надеялся, что полнота и заикание пройдут с переходным возрастом. Единственным утешением был ум дочери, такой же острый, как его собственный, хотя и замаскированный заиканием.
А может, и к лучшему? В высшем обществе ум для женщины лишь помеха хорошему браку. Хотя для Эмилии и ум не стал препятствием. Будучи богатой наследницей, она не испытывала недостатка в искателях ее руки. Итак, Генри Линкольн дал дочери образование, какое дал бы сыну, которого у него никогда не могло быть, поскольку даже мысль о втором браке была для него невыносимой.
Некоторые претенденты на ее руку были богаты, некоторые бедны, у некоторых были титулы, у других их не было, и все они были членами высшего общества, дворянства, правившего Англией, и дальними родственниками друг другу. Генри Линкольн не пытался повлиять на выбор дочери.
— Выбирай кого хочешь, — говорил он ей, — только не того, про кого я точно знаю, что он негодяй или будет плохо обращаться с тобой.
Сначала Эмилия думала, что даже ради богатства вряд ли кто-то захочет жениться на заикающейся толстухе, но скоро поняла, что большинство мужчин готовы сделать предложение хоть хромой горбунье, если она богатая наследница. Самым трудным было определить, кто из претендентов хоть немного интересуется ею самой. Проницательная от природы, Эмилия быстро научилась различать фальшь и, заикаясь, отказывала и красивым юношам, и умудренным опытом мужчинам, в которых чувствовала презрение к себе. Почти никто из них даже не пытался заглянуть за неуклюжий фасад, чтобы выяснить, какова же на самом деле Эмилия Линкольн.
Эмилия не подружилась ни с одной из красивых, уверенных юных дам, конкурирующих с нею в поисках мужа в бальных залах и гостиных в ее первый и единственный сезон. Она не разделяла их интересов, и многие смотрели сверху вниз на некрасивую наследницу и презирали ее за то, что ее отец, хоть и знатного рода, нажил деньги на торговле. Эмилия прекрасно понимала, что они хихикают над ней за ее спиной.
А затем в середине сезона 1804 года она встретила Доминика Хастингса. С первого взгляда он ослепил ее. Это случилось на балу, который давала леди Мельбурн. Сама хозяйка и подвела его к Эмилии, сидевшей рядом с мисс Дакр, ее бывшей гувернанткой, а теперь дуэньей. Мисс Дакр, дочери рано умершего священника из обедневшей знатной семьи, с ранней юности пришлось зарабатывать на жизнь.
— Моя дорогая мисс Линкольн, — обратилась к Эмилии леди Мельбурн, не растерявшая с годами красоту и самоуверенность. — Позвольте представить вам моего юного родственника Доминика Хастингса. Он только что приехал в Лондон, но давно мечтает познакомиться с вами.
