Черил Холт - Цвет страсти – алый
– Она пьяна, сэр. Она не поняла, что в пунше был ром.
Эмили никогда не пила крепких напитков и, по правде говоря, начала подозревать, что она действительно несколько подшофе. Не было другого объяснения ее тошноте и головокружению, что мешало ей понять, в какой сумасшедший дом она попала.
Кто нарочно напоит потенциальную гувернантку? Было ли это испытанием? Если так, то она определенно провалилась.
– Замолчите, мистер Фитч, – огрызнулась она, – иначе я проболтаюсь о том, как вы не любите лорда Уинчестера. И я вовсе не пьяна.
Любопытный мужчина хохотнул:
– Слышишь, Фитч? Она собирается рассказать графу, как сильно ты его презираешь.
Не сказав ничего в ответ, Фитч незаметно вышел из комнаты. Эмили осталась наедине с графом, ее сердце бешено билось, но она не собиралась оставлять своих позиций.
– Подойдите ко мне, – приказал мужчина.
Она прошла в глубь комнаты, проскользнув под газовую занавеску, и по другую сторону оказалась лицом к лицу с самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. Он расположился в огромном кресле, напоминающем трон. Его волосы были черными и длиннее, чем было модно, а глаза отличались глубокой, чарующей синевой. Он был высок – по меньшей мере, шести футов, гибок и хорошо сложен, словно занимался фехтованием или боксом, чтобы поддерживать спортивную форму.
Он был одет в домашнее платье – широкие рубашку и брюки, – которые она сочла бы уместными на султане или пирате. Рубашка была свободной и расстегнутой, частично обнажая грудь. Никогда раньше Эмили не видела открытую мужскую грудь, и, как ни странно, ее покрывали темные вьющиеся волосы. Это вызвало интерес, и она не могла отвести взгляд.
Он был небрит и казался опасным бандитом, способным на самые гнусные поступки. По телу Эмили пробежала дрожь. Ей снится сон? Она уснула в прихожей?
Девушка потихоньку ущипнула себя за запястье и почувствовала боль.
Она приближалась, пока не оказалась прямо перед ним, и хотя в глубине души Эмили понимала, что перед ней – хозяин, она тем не менее спросила:
– Кто вы?
– Я – Майкл Фарроу, лорд Уинчестер. – Она отшатнулась.
– Я вовсе не имела в виду то, что сказала по поводу мистера Фитча. Он считает вас отличным хозя…
Лорд Уинчестер прервал ее взмахом руки.
– Он не выносит меня. И у него есть на это веские причины.
Граф изучал ее, медленно окидывая взглядом ее грудь, живот, бедра, после чего нахмурился:
– На вас отвратительное платье.
– Извините. – Из всего ее небольшого гардероба это, несомненно, было самым простым и строгим. – Я подумала, что оно – самое подходящее для роли, которую я собираюсь играть.
– И что же это за роль? Невинной гувернантки?
– Да…
– Полагаю, фантазии могут быть забавными, – он пожал плечами, – хотя я не склонен играть в игры. Не могу понять, как вы возбудите меня вашим видом серой мыши. Вам что-нибудь известно о мужских склонностях?
– Конечно, – смело соврала девушка. Ее воспитание отличалось консервативностью, ее контакты с мужчинами ограничивались отношениями с отцом и Реджиналдом.
– Я порекомендовал заинтересовавшимся кандидаткам одеться в красное.
– У меня нет никакой красной одежды.
– Мисс Барнетт, у вас есть опыт в подобного рода делах?
– Даже очень богатый.
– Правда?
– Я настоящий эксперт.
– Вы, конечно, шутите. – Он скептически поднял бровь.
– До вас я занимала много мест.
– И ваши прежние хозяева были удовлетворены вашим исполнением роли?
– Да, каждый из них.
– И эти рекомендации, которыми вы так гордитесь, – он сдавленно фыркнул, – я знаком с кем-нибудь из ваших прежних работодателей?
– Уверена, что нет.
– Отлично. Ненавижу делить мои интимные связи с друзьями.
Он поднялся со стула и сократил расстояние между ними. Он стоял так близко, что его ступни оказались под подолом платья, а ноги переплелись с ее ногами. Граф возвышался над ней, и Эмили пристально вглядывалась в него, чувствуя головокружение от нелепости их позы. Она пыталась размышлять о его намерениях, но была далека от того, чтобы догадаться. Эмили никогда не встречалась с людьми, подобными ему.
В агентстве по найму она слышала туманные замечания по поводу его странностей и необычных привычек, таких, как интервью посреди ночи. Но эти неясные предостережения не подготовили ее к реальному положению дел.
Эмили предположила, что имелись в виду нормальные странности – например, что он позволял собакам бегать по всему дому или что курил сигары за обедом.
У нее никогда не было поклонника, и она не подозревала, что, стоя вот так, рядом со зрелым мужчиной, можно испытывать такое возбуждение. От этого можно было сойти с ума; голова закружилась, пульс участился. Оказывается, это так волнующе оказаться наедине с ним и в такой необычной обстановке. Она ощущала жар, исходящий от его кожи, чувствовала запах его мыла. Но был еще один запах, земной и соблазнительный, и она заподозрила, что этот запах присущ лишь ему. Она испытала странное желание протянуть руку и положить ладонь ему на грудь, и это желание было таким причудливым и так не соответствовало ее характеру, что она почувствовала себя шокированной этим порывом. Очевидно, ее самоконтроль ослабел, и она должна продолжать интервью с большей осторожностью.
– Вы не кажетесь человеком, который занимался бы этим с удовольствием.
– Нет, я именно тот человек, что вам нужен, – настаивала девушка.
– Вы должны быть доступны в любое время. И никаких отговорок, когда я потребую ваших услуг.
– Я не боюсь тяжелой работы.
– Вы должны будете делать все, о чем я вас попрошу.
– Само собой разумеется.
– У меня очень специфические вкусы, – заявил граф.
– Я буду рада удовлетворить их.
– Что вы потребуете в качестве вознаграждения?
– Немного. Ровно столько, чтобы оплатить мои счета.
– Что? – Он был беспредельно удивлен. – Никаких хорошеньких безделушек? Никаких платьев из Парижа? И дома на Мейфэре? И вы не требуете собственную ложу в театре?
Для гувернантки? Что за странные вопросы! Другие претендентки, должно быть, отличались невероятной жадностью. Он богат, поэтому они, возможно, предвкушали, что могут использовать его в своих интересах, или, может быть, в Лондоне были иные стандарты.
– Это было бы нелепо. У меня очень скромные потребности.
– А-а… бережливая и щедрая душа. Как это свежо и необычно.
– А что вы можете сказать о девочках? – Ее интересовали две осиротевшие сестры, о которых она должна будет заботиться. Одной было шестнадцать, другой – девять.
Он словно бы не понял, о чем идет речь, и явно смутился:
