Джо Беверли - Нежеланный брак
А затем, когда Франция стала распадаться на куски, судьба снова столкнула Иоланту с Сент-Бриаком. Он был крайне удручен тем, что случилось с их родиной, а у нее остались об этой стране лишь смутные детские воспоминания. Он очень нуждался в ней, в ее сочувствии, в ее поддержке. И как раз тогда Уильям отправился в Шотландию на охоту…
Они были близки всего раз, потому что Гай торопился начать новую жизнь в Америке. Всего раз. Эта встреча помогла ей понять, что ее любовь к мужу прочна и основательна. И она с нетерпением ждала его возвращения, чтобы излить на него свою страсть.
Если бы он тогда, на охоте, не сломал ногу, то, возможно, никогда бы не узнал правды. Но когда он, наконец, вернулся к ней, она искренне и честно призналась ему в своем грехе и попросила у него прощения.
Герцог был так добр, что простил ее, тронутый искренним раскаянием и ласками, которыми она его одарила. Он признал чужого ребенка — так поступил бы далеко не каждый мужчина на его месте. К счастью, ее сын не мог претендовать на роль его наследника…
А потом случилось то ужасное несчастье. Няня не заметила, как двое непослушных мальчишек забрались в лодку. Оба его сына, трех и пяти лет, утонули в мгновение ока. Слезы снова покатились по ее щекам, когда она вспомнила об этой трагедии, которая не только унесла жизни ее любимых детей, но и поставила крест на их счастливом браке.
Она была на седьмом месяце и молила Бога, чтобы он избавил ее от этого ребенка. Потом она молилась, чтобы родилась девочка. Но родился сын.
Она не знала, какие чувства будет испытывать к этому внебрачному ребенку, когда произведет его на свет, но оказалось, что он вызвал в ее сердце всепоглощающую любовь. Возможно, причиной тому была недавняя трагедия, а может быть, отчужденность, которая появилась в их отношениях с герцогом. Она знала, что тесная связь, возникшая между ней и ее последним и самым любимым младенцем, никак не связана с Сент-Бриаком, хотя герцог, вероятно, думал по-другому.
Она сама кормила его грудью, единственного из всех детей, и жалела о том, что не ощущала такой близости с остальными. Она решила тогда вскармливать грудью всех будущих детей, но больше рожать ей не было суждено. С того самого дня, как родился ребенок, герцог забыл дорогу в ее спальню.
Герцог признал отцовство, но не дал ребенку фамильных имен. Мальчика окрестили Люсьеном Филиппом Луи в честь ее отца, ее дяди и короля Франции. Это было воспринято в обществе как трогательный жест в поддержку смыкавшей ряды французской аристократии.
Они были тогда так молоды. Ей едва исполнилось двадцать семь, герцогу — тридцать один. Наверное, поэтому они не смогли сохранить свой брак.
Как только всеобщее волнение поутихло, он отправился в Хартуэлл, маленький милый домик в Суррее, где они жили до тех пор, пока он не унаследовал титул. Там он, наверное, и нашел утешение в объятиях этой «честной» женщины.
Герцогиня тяжело вздохнула. Теперь слишком поздно горевать об этой измене. Даже смешно. Вопрос в другом: кем станет для них эта Элизабет Армитидж — спасением или проклятием?
Уильям настаивал на своем решении, но какой ценой! Люсьен теперь узнает о ее прошлом. Это вобьет клин в его отношения с отцом. Два молодых человека будут связаны узами брака без любви.
Она должна хотя бы предупредить сына.
Герцогиня бросилась к бюро и поспешно написала записку, в которой подготавливала сына к неприятной новости, умоляла его согласиться с решением отца и просила у него прощения. Поставив свою подпись, она позвонила в серебряный колокольчик, вызывая лакея.
— Отправьте это письмо маркизу в Лондон, — приказала она и добавила, когда лакей повернулся, чтобы уйти:
— Вы не знаете, герцог тоже отправил письмо?
— Насколько мне известно, герцог в эту самую минуту отбывает в Лондон, ваша светлость.
Герцогиня подошла к окну. Листва с деревьев давно облетела, и в ярких лучах солнца она увидела экипаж с гербами на дверцах, запряженный шестеркой самых быстрых лошадей, который мчался прочь от дома по подъездной аллее. Она обреченно вздохнула.
— Пожалуй, нет необходимости отправлять это письмо, — сказала она лакею и бросила листок в пылающий камин.
Что будет, то будет. Последние двадцать пять лет, прожитых без супружеской любви и без малейшей надежды на ее возвращение, научили ее смирению.
Глава 2
Ночь застала Люсьена Филиппа де Во, маркиза Ардена, скачущим во весь опор на украденной лошади по темным, омытым дождем улицам Лондона. Только благодаря мастерству наездника лошадь не поскользнулась и не упала на мокрой булыжной мостовой. Когда кучера встречных карет и кебов посылали ему вслед проклятия, с трудом избежав столкновения, он лишь раскатисто смеялся, и его белоснежные зубы сверкали в свете газовых фонарей. Когда уличный торговец фруктами крикнул: «Дворянское отродье!» — и швырнул ему вслед яблоко, которое он не успел продать, Люсьен поймал его на лету и бросил обратно, да так метко, что сбил с несчастного зеленщика шапку.
Он подъехал к театру «Друри-Лейн» и подозвал болтающегося поблизости мальчишку.
— Постереги лошадь и получишь гинею, — проговорил ему Люсьен и устремился к боковой двери. Главный вход уже был закрыт на ночь.
Босоногий нищий мальчуган вцепился в поводья загнанной лошади, как в последнюю надежду на спасение — что, возможно, так и было.
Маркиз принялся колотить в дверь обломком кирпича, который подобрал с земли, и вскоре услышал шаги привратника.
— Что вам нужно? — проворчал тот, чуть-чуть приоткрыв дверь.
Маркиз достал из кармана сверкающую гинею, и дверь открылась шире.
— Все ушли. — Привратник выхватил у маркиза монету. — Если вы ищете мисс Бланш, то она уехала с Безумным Маркизом.
Ночной гость расхохотался, и привратник приподнял фонарь, чтобы рассмотреть его. Он увидел правильные черты лица и ярко-синие глаза. Правда, золотистые волосы превратились от дождя в темно-каштановую промокшую шапку, но это не помешало привратнику его узнать.
— Прошу прощения, милорд. Я вас не признал.
— Ерунда, — бросил на ходу маркиз, проходя внутрь. — Белая голубица «Друри-Лейн» забыла у себя в гримерной любимый носовой платок. Я, как ее преданный слуга, приехал за ним. — С этими словами он зашагал по грязному коридору.
— Безумный, как есть безумный, — покачал головой привратник, закрывая дверь.
Через несколько минут молодой человек выбежал из дома и, взяв из рук мальчика поводья лошади, достал еще одну гинею. Но вдруг заколебался и внимательно посмотрел на него.
— Тебе ведь не больше двенадцати, правда? — спросил он задумчиво. — Тебе будет сложно распилить золотой.
