Элизабет Вернер - Эгоист (дореволюционная орфография)
Джесси кинулась на диванъ и рыдая зарылась лицомъ въ подушки. Внезапно кто-то назвалъ ее по имени и, съ испугомъ приподнявшись, она увидѣла, что въ ея комнатѣ стоитъ Густавъ Зандовъ. Она вскочила съ дивана и воскликнула:
— Мистеръ Зандовъ, вы пришли сюда? Вѣдь я же...
— Да, вы заперли предо мною дверь салона, — перебилъ ее Густавъ, — и приказали горничной никого не впускать сюда, но я все же не остановился предъ всѣмъ этимъ и, не взирая на запоры и горничную, проникъ къ вамъ. Я долженъ переговорить съ вами... это необходимо для насъ обоихъ.
— Но я не желаю слушать васъ! — воскликнула Джесси, тщетно стараясь вернуть себѣ самообладаніе.
— А я желаю быть выслушаннымъ, — возразилъ Густавъ. — Сперва у меня было намѣреніе послать къ вамъ Фриду въ качествѣ парламентера, но мнѣ это показалось слишкомъ долгимъ. Она все еще у своего отца.
— У кого?
— У своего отца — моего брата.
Джесси стояла, словно окаменѣвъ. Это открытіе явилось столь внезапно, что въ первый моментъ она не могла понять его. Только когда Густавъ спросилъ: „Такъ позволите ли вы мнѣ теперь оправдаться?“ — у нея въ душѣ вспыхнули надежда и счастье. Она дозволила Густаву взять ея руку, послѣ чего онъ, подведя ее къ дивану, усадивъ ее и самъ сѣвъ возлѣ нея, эаговорилъ:
— Я долженъ покаяться предъ вами, миссъ Клиффордъ, а для того, чтобы все объяснить вамъ, мнѣ необходимо коснуться далекаго прошлаго моего брата. Позже я объясню все подробнѣе, теперь же вы должны узнать лишь то, что можетъ оправдать меня.
Густавъ все еще держалъ въ своихъ рукахъ руку молодой дѣвушки, и Джесси вовсе не протестовала противъ этого. Она начала теперь вѣрить въ возможность оправданія.
— Мой братъ перенесъ тяжелыя огорченія въ своей семейной жизни, — продолжалъ Густавъ. — Его бракъ, который, какъ казалось, сулилъ полное счастье, закончился ужаснымъ открытіемъ. Онъ увидѣлъ, что его обманули его жена и ближайшій другъ, и событія этой катастрофы были таковы, что вмѣстѣ съ гибелью его семьи рухнуло и его внѣшнее положенiе въ жизни. Онъ не пожелалъ, да и не могъ, далѣе оставаться на родинѣ и отправился въ Америку. Здѣсь его приняли ваши родители. Но онъ оставилъ въ Германiи дочь, свое единственное дитя, тогда еще очень-очень маленькое. Въ своемъ гнѣвѣ и огорченіи противъ всего онъ не желалъ признавать и своего ребенка; его дочь осталась у своей матери, которая, получивъ разводъ съ моимъ братомъ, вступила въ бракъ со своимъ возлюбленнымъ.
Густавъ на мгновеніе замолкъ. Все время, пока онъ говорилъ, Джесси слушала его напряженно, затаивъ дыханіе. Затѣмъ на ея блѣдномъ и мокромъ отъ слезъ лицѣ постепенно сталъ появляться румянецъ, который разгорался все болѣе, по мѣрѣ того какъ Густавъ снова принялся за свой разсказъ.
— Тогда я находился еще въ университетѣ, — произнесъ онъ, — и не имѣлъ возможности вступиться за Фриду; всѣ мои обращенія къ брату по поводу ея оставались безрезультатны, но я не покидалъ своей маленькой племянницы. Глубоко печальна была жизнь бѣдняжки въ семьѣ, гдѣ она для всѣхъ являлась помѣхой. Отчимъ выносилъ ее лишь съ крайнимъ недовольствомъ, мать относилась къ ней съ полнѣйшимъ равнодушіемъ, почти съ отвращеніемъ; своимъ подростающимъ своднымъ братъямъ и сестрамъ она была совершенно чужда и съ каждымъ годомъ все сильнѣе и сильнѣе чувствовала свое одиночество. Какъ только въ моемъ распоряженіи очутились достаточныя собственнныя средства, я заявилъ о своихъ правахъ надъ нею, какъ дядя; ихъ влолнѣ охотно признали за мною, и я вырвалъ племянницу изъ тѣхъ ужасныхъ условій ея жизни. Я помѣстилъ ее въ закрытое учебное заведеніе, и тамъ она оставалась до смерти своей матери. Эта смерть разорвала ту цѣпь, которая возбуждала въ моемъ братѣ его огорченіе, и тогда я рѣшилъ во что бы то ни стало завоевать его дочери ея права.
— И ради этого вы пріѣхали сюда, въ Америку? — робко спросила Джесси.
— Да, только ради этого. Я уже раньше дѣлалъ письменно кое какія попытки, но братъ Францъ отвѣчалъ мнѣ лишь самымъ суровымъ отказомъ. Онъ грозилъ мнѣ прервать всякую переписку со мною, если я хоть разъ еще коснусь этой темы. Тогда я возложилъ всю надежду на личное вмѣшательство Фриды. Однако выполненіе этого плана казалось почти невозможнымъ. Вѣдь не могъ же я отпустить молодую дѣвушку одну въ далекій путь за океанъ, а если бы она пріѣхала со мною, то у моего брата могли бы тотчасъ возникнуть подозрѣнія. Въ это время вслѣдствіе кончины вашего отца у Франца явилась мысль о привлеченіи къ дѣлу новаго компаньона, и для этого онъ избралъ меня. При другихъ обстоятельствахъ я конечно энергично отклонилъ бы предложеніе ради матеріальныхъ интересовъ бросить отечество, свою профессію, самостоятельность, словомъ все то, что составляло содержаніе всей моей жизни. Однако теперь я увидѣлъ въ этомъ предуказаніе небеснаго Промысла. Я сдѣлалъ видъ, что соглашаюсь на предложеніе брата, и поѣхалъ съ Фридой въ Америку. До поры до времени она осталась въ Нью-Іоркѣ, я же нащупывалъ здѣсь почву, а потомъ подъ чужимъ именемъ ввелъ ее въ отцовскій домъ. Все дальнѣйшее вы сами знаете. При открытiи истины пришлось выдержать еще послѣднюю тяжелую борьбу. Разыгралась сцена, грозившая все уничтожить, но въ концѣ концовъ въ моемъ братѣ проснулось родительское чувство, и теперь онъ соединился со своимъ ребенкомъ.
Джесси съ опущенными глазами и горящими щеками слѣдила за этимъ разсказомъ, вырывавшимъ одинъ за другимъ всѣ шипы, ранѣе коловшіе ея душу. Ей казалось, что она сама испытываетъ освобожденіе отъ тяжелаго гнета, какъ только спала мрачная завѣса, столь долго прикрывавшая „эгоиста“.
— Да, миссъ Клиффордъ, о наcлѣдствѣ теперь и говорить нечего, — послѣ небольшой паузы, съ нѣкоторой злобой произнесъ Густавъ. — Правда, оно было предложено мнѣ и къ достиженію его я приложилъ немало труда, но не для себя, а для настоящей, имѣющей на него право, наслѣдницы. Къ сожалѣнію я также принужденъ отказаться отъ чести стать компаньономъ торговаго дома Клиффордъ. Вся редакція „Кельнской Газеты“ обязала меня торжественной клятвой вернуться къ нимъ, какъ только окончится мой отпускъ, да и, откровенно говоря, мнѣ вовсе не было бы по душѣ на долгое время заняться „цифрописаніемъ“. Я снова возьмусь за свое старое знамя, котораго я вовсе не покинулъ такъ позорно, какъ вы упрекаете пеня. Ну-съ, такъ какъ же: вы все еще считаете мою работу за конторскимъ столомъ заслуживающей такого презрѣнія, какъ говорили мнѣ до сихъ поръ?
Джесси взглянула на него смущенно, пристыженно, по все-таки съ чувствомъ безконечнаго счастья.
— Я была несправедлива къ вамъ, мистеръ Зандовъ, — промолвила она. — Правда, вы сами виноваты въ этомъ, но... я прошу у васъ прощенія.
