Элизабет Чедвик - Любовный узел, или Испытание верностью
Доставив вино в замок графа Роберта и передав его по назначению, Оливер снова вышел на внутренний двор и направился к деревянным помещениям, выстроенным вдоль его стен. Громкий рев осла привел его к самому дальнему из них. Утром это помещение было занято кучей соломы и тремя овцами, предназначенными на убой, теперь здесь разместилась Этельреда со всем своим скарбом. Старая повитуха показывала молодому солдату, где рыть яму для огня, а Кэтрин снимала со спины ослика тюфяк и одеяла.
Оливер закусил губы. Значит, это правда. Он немного надеялся, что не совсем верно понял утренний разговор, но приходилось верить собственным глазам. Кэтрин с трудом втащила в помещение неудобную поклажу и принялась устраивать постель. Этель оторвала глаза от будущей ямы и встретилась со взором Оливера. По губам старухи промелькнуло что-то похожее на улыбку, но она тут же спрятала ее, повернувшись к Кэтрин и что-то пробормотав ей. Молодая женщина выпрямилась, пристально посмотрела на рыцаря, затем положила руку на рукав Этель, тоже что-то сказала и вышла из помещения к нему.
Оливер широко расставил ноги и расправил плечи. Сине-зеленое нижнее платье облегало ее тело. На груди еще виднелось небольшое пятнышко от просочившейся сквозь верхнюю одежду жидкости из корзины для угрей. Прядка темных волос выглядывала из-под скромного шарфа, пришедшего на смену более пышному плату, а щеки разгорелись от движения. Полные губы, сверкающие зеленые глаза, воинственно вскинутый подбородок – все было так, как он представлял себе. Рыцарь окончательно расстроился.
– Графиня сказала мне, что тебе взбрела в голову шальная идея стать повитухой, – начал он без всяких предисловий. – Мне не хотелось ей верить, но вижу, что придется.
Она склонила к плечу голову движением, которое сводило его с ума, и внимательно посмотрела на него, слегка прищурив глаза.
– Я знаю, что вам это не нравится, но это не ваше дело. И это не шальная идея. У меня есть разрешение графини, в вашем я не нуждаюсь.
– Это совершенно очевидно. Ведь ты скрыла от меня свое намерение этим утром, когда мы вместе завтракали.
Кэтрин оглянулась на убогое помещение.
– Если вы собираетесь кричать и браниться, прошу не делать этого перед Этель. Ее здоровье не каменное, и она уже перенесла достаточно.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы ты говорила мне об Этель, – буркнул рыцарь, в свою очередь посмотрев на старуху.
Та словно не обращала на них никакого внимания, однако Оливер знал, что уши Этель на макушке. Как бы ни пошатнулось здоровье старой женщины от прожитых лет, но слух ее оставался острым, как иголка. Он взял Кэтрин за руку и увел за угол, туда, где их было не слышно и не видно. Замечание, которое она сделала, вероятно было произнесено с целью заставить его перестать кричать и браниться, но рыцарь только еще сильнее рассердился. По какому праву эта женщина предполагает, что он не умеет держать себя в руках?
Как только они покинули поле зрения Этель, Кэтрин высвободила свою руку и потерла ее.
– А Этель не нуждается в том, чтобы ей говорили о вас. Она сказала, что, как только вы услышите, вы порвете свою кольчугу, и, судя по вам, она была права.
– Она объяснила тебе, почему?
Голос Оливера звенел от сдержанного гнева. Он скрестил руки на груди, прижав пальцы к кольцам кольчуги. Этель, которая знает о нем больше всех людей, обсуждает его с Кэтрин! Это смахивало на предательство и вмешательство в личные дела.
Кэтрин залилась краской.
– Да, но строго доверительно. Она сказала, что повитуха должна молчать так же, как священник после исповеди.
– Жаль, что сама она, похоже, не придерживается этого правила, – сердито произнес Оливер. – И какими же драгоценностями своей мудрости она поделилась, или это тоже слишком доверительно?
Кэтрин выпрямилась:
– Она не имела намерения уязвить вас, а просто пыталась объяснить мне, почему вы можете плохо к этому отнестись. Она рассказала мне о вашей жене и предупредила, что вам не нравится… вы боитесь всего, что связано с женскими делами и ремеслом повитухи.
Травянисто-зеленые глаза молодой женщины сверкали жаждой битвы. В них была тревога, но и твердая решимость. Оливер возвышался над ней, и его глаза тоже сверкали:
– Ты знаешь, как умерла моя жена. После этого было бы странно, если бы я не избегал любых разговоров о рождении ребенка. Это не страх, – добавил он, скривив губы. – Если уж я и могу порвать на себе кольчугу, то только при мысли о том, каким опасностям ты подвергаешь себя, занявшись этим ремеслом.
Кэтрин выдержала его взгляд с упорством принятого решения:
– Не большим, чем при любом другом занятии. Завтра же я могу уколоться об иглу и умереть от вспухшего пальца.
Вспомни, что произошло в Пенфосе! Или вам было бы легче, если бы меня похоронили вчера вместе с другими?
– Может быть, но это еще не причина, чтобы уменьшать свои шансы на жизнь из-за идиотской глупости! Этель рассказала тебе о том, как она попала в Бристоль? – грубо добавил он. – О том, как ее чуть не сожгли в доме за колдовство? О том, как она пробиралась в полночь через лагерь и город? О ворах и всяких отщепенцах, для которых молодая женщина является легкой добычей? Господи Страдающий, да я бы не привез тебя в Бристоль, чтобы увидеть, как ты кончаешь жизнь в вонючем проулке, чтобы твое тело выловили из реки!
Рыцарь схватил ее за плечи.
– Но зачем ты привез меня сюда? – резко проговорила Кэтрин. – Чтобы я сидела с другими женщинами графини, пока скука и мелочность не заставят меня выброситься из окна? Если бы я знала, что ты собираешься превратить меня в рабыню, я бы лучше осталась среди остывающего пепла!
– Если бы я знал, что ты окажешься такой дурой, – парировал Оливер, не замечая, что его назвали на «ты», – я бы оставил тебя там!
– Я не принадлежу тебе, – гневно воззрилась не него молодая женщина. – Я выбрала свою судьбу сама и по доброй воле. Если бы ты хоть сколько-нибудь заботился о моем благополучии, ты пожелал бы мне удачи, а не бросал бы камни на открывшийся путь. А теперь пусти. Нужно помочь Этель устроиться.
Она высвободилась из его хватких рук, пламенея от гнева.
– Следи за собой, а не за мной!
Резко развернувшись на пятках, Кэтрин зашагала прочь; ее алые чулки виднелись из-под подола при каждом движении.
– Чертова кошка! – прошипел ей вслед Оливер и пнул ни в чем неповинную стену сарая.
Это вышло рыцарю боком, потому что он ушиб палец и еще сильнее разозлился. Давно уже он так не выходил из себя, но, с другой стороны, давно уже никто настолько не выводил его из себя, и никогда это не было делом рук женщины. Эмма была слишком мягкой и послушной, чтобы критиковать своего молодого мужа, а ее родственницы после ее смерти куда-то исчезли и, в любом случае, были слишком заняты личной жизнью.
