Роберт Стивенс - Тайна королевы Елисаветы
— Несмотря на это, француженки ничем не лучше англичанок, — сказал он.
— Да, но я слышала, что они гораздо грациознее и изящнее нас, — ответила она, заметив: что после каждой фразы, сказанной им, он пьет еще усерднее.
— Весьма возможно, но если они грациозны и изящны, как кошечки, это значит, что и когти у них такие же, как у них; что же касается сердечной доброты, откровенности и миловидности, то я предпочитаю англичанок.
Говоря это, он многозначительно взглянул на нее и еще многозначительнее поднес свой стакан ко рту. Она не могла сомневаться в том, что говоря об англичанках, он подразумевает одну ее; она терпеливо вынесла его взгляд и сказала спокойно:
— Но во всяком случае зато французские вина лучше наших, — и с этими словами она поднесла опять стакан к своим губам.
Гель немедленно последовал ее примеру с большим рвением.
Они долгое время говорили еще на эту тему, причем Гель все усерднее и усерднее подливал себе вина, наконец он пришел в такое чувствительное настроение духа, что предложил Анне пропеть несколько песен, которые так и просились ему на язык; она с радостью дала свое согласие, обещая ему в свою очередь пропеть тоже что-нибудь, а сама, между тем, принялась деятельно наполнять его стакан, так как Френсис потихоньку вышел из комнаты, чтобы принести еще вина.
Гель пел долго и с большим чувством, продекламировал затем несколько монологов из «Гамлета» и других пьес, когда-либо сыгранных им, и этим немало удивил Анну, никак не ожидавшую, что сэр Валентин мог интересоваться поэзией и знать наизусть чуть ли не целые сцены. Была минута, когда в душе она невольно пожалела, что судьба как раз этого человека заставила быть убийцей ее брата, но эту минутную слабость она тотчас же подавила в себе, и так как заметила, что Гель во время пения пьет меньше, чем бы ей хотелось, она остановила его и предложила ему опять спеть сама. Она пела ему одну песню за другой своим нежным голосом, и наконец отяжелевшая от вина голова юноши склонилась на грудь, он откинулся на спинку стула и заснул тяжелым сном опьяневшего человека. Тогда Анна встала и вышла из-за стола с гордой и довольной улыбкой на устах. Обращаясь к Френсису, незаметно подошедшему к ней, она сказала: «Слава Богу, он заснул и я уверена, что он теперь часов десять проспит не просыпаясь, даже если его станут будить; теперь я уверена в том, что он не двинется отсюда, пока не приедут арестовать его. Пойдем же спать, я так рада, что мне не надо больше никуда ехать этой ночью, я страшно устала и едва ли вынесла бы это».
В эту минуту вдруг раздался быстрый топот лошадиных копыт и затем пронзительный громкий свист, которым Антоний предупреждал Геля о надвигающейся опасности.
Гель поднял голову и огляделся сонными глазами вокруг себя, над головой его раздались тяжелые шаги: это был Боттль, тоже проснувшийся от тревоги и быстро спускавшийся вниз на помощь своему господину.
Гель в первую минуту ничего не мог сообразить, но когда глаза его встретились с глазами Анны, вопросительно глядевшей на него, он сразу же пришел в себя и, поняв только теперь хорошенько ее хитрость, крикнул ей громко и почти весело, уже совершенно трезвый и спокойный:
— Если хотите ехать с нами, нам пора садиться на лошадей, сударыня. Нам придется сделать сегодня ночью миль тридцать, если не больше.
И говоря это, он прошел мимо нее во двор, где уже его ждал Антоний.
— Мне кажется, что Барнет и его люди будут здесь через несколько минут, — сказал тот: — слышите топот копыт, это наверное, они.
Несколько минут спустя, Гель и его спутники уже мчались на своих лошадях по направлению к Ноттингаму, а рядом с ними ехали молчаливые и мрачные фигуры Анны и ее пажа; она забыла про свою усталость, забыла про только что постигшую ее неудачу и помнила только одно, что она не должна выпускать из виду свою жертву.
— Итак, мы путешествуем опять вместе, — сказал ей Гель немного насмешливо.
— Да, и я поеду с вами, пока не упаду с лошади или не предам вас в руки правосудия, — ответила ему Анна.
XII. Констебль в городе Клоун
Путники наши выехали из гостиницы уже в первом часу ночи. Прибыли же туда ровно в восемь часов вечера. И в продолжение нескольких часов, проведенных с Анной, Гель спал только несколько минут за столом, где он сидел с девушкой. Сама Анна спала не больше часу, перед тем как спуститься в общую комнату, где она ждала Геля, так что, в общем, все они чувствовали себя усталыми и разбитыми, а между тем им предстояло еще несколько часов спешной и непрерывной езды, если Гель хотел хоть несколько опередить гнавшихся за ними Барнета и его людей. Лошади последних, вероятно, были уже сильно утомлены, и, кроме того, сами всадники тоже нуждались в отдыхе, и им приходилось постоянно останавливаться и расспрашивать встречных, так что опередить их было не трудно.
Они ехали долго и молча, пока наконец не прибыли в Ноттингам. Тут их ждало неожиданное препятствие: привратник городских ворот ни за что не хотел пропускать их, и только золотая монета, вовремя сунутая ему в руку Гелем, заставила его открыть ворота и пропустить их. Во все время переговоров с ним Гель не спускал глаз с Анны, так как боялся, что она вдруг станет звать на помощь и попросит привратника задержать своих спутников, но Анна хорошо понимала, что один, да к тому же невооруженный человек ничего не поделает с тремя такими решительными и воинственными людьми, как Гель и его два спутника, и поэтому она сидела молча и поехала также молча с ними дальше, пока они наконец не оставили город за собой и не въехали в густой лес, где им пришлось пробираться почти шагом. Наконец, в седьмом часу утра, сделав в шесть часов почти двадцать одну милю, они остановились для отдыха в скромной гостинице в Скардиффе. Все, за исключением Кита Боттля, едва держались в седлах и от усталости готовы были упасть на землю.
К глубокому огорчению Геля оказалось, что здесь они могли достать только одну свежую лошадь. Боттль тотчас же сел на нее и поехал немного дальше назад, чтобы сторожить на большой дороге, не покажутся ли опять их преследователи. Другим пришлось довольствоваться тем, что они отвели своих измученных лошадей под навес и там, не расседлывая, накормили и напоили их. Гель раньше, чем идти отдохнуть, позаботился о том, чтобы заручиться, на всякий случай, надежным сторожем для своих лошадей, так как боялся, чтобы Анна как-нибудь не испортила их, чтобы помешать ему ехать дальше. Но Анна и ее паж по-видимому так устали, что помышляли теперь только об отдыхе, да к тому же он заметил, когда она расплачивалась, как всегда, заранее с хозяином гостиницы, что кошелек ее значительно опустел, так что подкупить кого-либо ей было уже трудно. Обстоятельство это невольно привело Геля к двум заключениям: или она должна была в самом непродолжительном времени прибегнуть к крайнему средству, чтобы задержать его, или дойти до того, что ему придется взять на себя все ее дорожные издержки, которые она будет принуждена делать, продолжая следовать за ним, с целью выдать его в руки правосудия.