Джорджетт Хейер - Боваллет, или Влюбленный корсар
Сэр Николас занял в таверне отдельную комнату и отлично поужинал. Прислуживал ему только Джошуа.
— Весьма вероятно, что французский посол не должен ничего знать о привезенной мною корреспонденции, поэтому ты, Джошуа, будешь говорить всем, что я путешествую только ради собственного развлечения. Ты ничего не знаешь о секретных документах.
— Хозяин, а что вы собираетесь сделать с этими бумагами? — беспокойно поинтересовался Джошуа.
Сэр Николас едва заметно улыбнулся.
— Как это «что» ? Я вручу их его католическому величеству, что же еще?
— Это верная смерть, сэр, неужели вы сами пойдете в логово льва? — дрожащим голосом проговорил Джошуа.
— Слушай, мне известен только один лев, но в Испании его нет! — рявкнул Боваллет. — Завтра я направляюсь в Алькасар[68]. Приготовь мне нарядный камзол французского покроя. — Он вытащил бумаги, спрятанные у него на груди, и разложил их на столе. — Зашей их как следует в кусок шелка, — сказал он. Глаза его блеснули. — Как, ты все еще дрожишь? Ну, так перекрестись и помолись Господу! Вот так!
Получить доступ в Алькасар было вовсе не так легко, как попасть во дворец королевы Елизаветы. Пришлось долго ждать, отвечать на множество вопросов. Верительные грамоты несчастного молодого человека забрали и куда-то унесли. Ник остался ждать в большом мрачном зале.
Он уселся на резной стул и с интересом огляделся. Стены темного мрамора были завешаны богатой парчой и фландрскими гобеленами, изображавшими мучения различных святых. У подножия широкой лестницы стояла бронзовая статуя, на полу лежали турецкие ковры, это показалось англичанину очень странным, ибо они заглушали звук шагов. Да, в Алькасаре было очень тихо. Возле широких дверей неподвижно застыли суровые лакеи, придворные время от времени проходили через зал, но никто не произносил ни слова. Показался галантный кавалер, весь в шелку и бархате; невозмутимо прошествовал аскетичного вида человек, который неслышно прошел, пряча руки в широких рукавах; священник доминиканского ордена[69] в длинной сутане и капюшоне, закрывающем лицо; какой-то пожилой человек с любопытством посмотрел на Боваллета; прошагал караульный офицер; пробежала какая-то женщина — скорее всего, фрейлина…
Казалось, огромный зал давил на посетителя, одна только тишина, царившая там, могла свести с ума любого человека, обладающего недостаточно крепкими нервами. Это место олицетворяло для англичанина обиталище религиозного ужаса, полное неясной опасности. Страшные картины сами приходили на ум, хотя ни одного священника инквизиции не было видно.
Сэра Николаса мрачные видения пока не посещали, пульс его бился ровно и спокойно. Неверный шаг — и он никогда больше не увидит Англию. Одно уже это давало ему полную уверенность, что он не сделает этот шаг. Месяц назад, в Париже, маркиз де Бельреми потрясение сказал:»Моп Dieu, quel sangfroid![70]». Интересно, что бы он сказал сейчас, увидев своего родственника, с беспечным видом сидящего в самой преисподней?
Прошло полчаса, и лакей вернулся в сопровождении гладко выбритого секретаря в длинном одеянии, который пристально посмотрел на Боваллета.
— Шевалье де Гиз? — спросил он по-французски.
Сэр Николас теребил свой ароматический шарик. Насколько он был осведомлен, ни один де Гиз не поднялся бы с места перед простым писцом. Будучи в этом совершенно уверенным, он только серьезно склонил голову.
— У вас есть письма для его величества? — продолжил секретарь.
Боваллет снова наклонил голову и понял, что произвел хорошее впечатление. Про себя же он подумал: «Видит Бог, наша правительница держит при себе людей куда более благородного происхождения!» Он сразу распознал выскочку.
Секретарь, в свою очередь, поклонился и протянул руку.
— Я передам бумаги его величеству, сеньор. Услышав это, Боваллет слегка поднял черные брови. Возможно, так он представлял свою роль, а может, это было просто продиктовано дерзостью служащего, но он тихо проговорил:
— Я имею приказание доставить эти письма лично его величеству.
Секретарь снова поклонился. «Все идет отлично, » — подумал Боваллет, тайком наблюдая за ним, как рысь.
— Прошу вас следовать за мной, сеньор, — пригласил секретарь и стал подниматься по лестнице, которая выходила в длинную галерею второго этажа.
Они долго шагали по лабиринту коридоров и наконец подошли к двери, скрытой портьерами. Боваллет оказался в скромно убранной комнате, где его и оставили в полном одиночестве.
На стенах он опять увидел мучеников. Сэр Николас состроил гримасу и про себя обругал вкус его католического величества. Прошло еще полчаса. Король Филипп явно не торопился. Сэр Николас выглянул из окна в вымощенный булыжником двор. Он уже начинал позевывать.
Наконец секретарь вернулся.
— Его Величество примет вас, сеньор, — сказал он и отдал Боваллету верительные письма. — Сюда, прошу вас. — Он поднял портьеру, пропуская Боваллета, и повел его по коридору. Добравшись до очередных дверей, он поцарапался в массивные панели, и створки тут же распахнулись. Сэр Николас очутился в своего рода прихожей, где за столом сидели и писали что-то двое писцов, а около дверей застыли два стражника. Через эту комнату он прошел за секретарем к новым дверям, скрытым плотным занавесом. Стражник поднял занавес.
— Шевалье де Гиз, сир, — сказал секретарь, низко кланяясь, и отступая к стене.
Сэр Николас спокойно вошел в комнату, подождал, пока занавес за его спиной опустится снова, и быстрым взглядом окинул небольшой, скудно убранный кабинет, больше похожий на келью монаха. Интересного здесь было мало. Сундук, письменный прибор, священник у окна, стол в середине комнаты, и за столом, в кресле с высокой спинкой, человек, положивший ноги на бархатную скамеечку, бледный, с редкими прядями желтоватых волос, посеребренных сединой, с редкой бородкой и мрачными, хищными глазами под тяжело набрякшими веками.
Сэр Николас грациозно опустился на одно колено, касаясь пола перьями шляпы. «Господи, помилуй! — подумал он про себя. — Мы с моим врагом один на один в маленькой комнате, а он и не подозревает об этом!»
— Шевалье де Гиз… — медленно повторил Филипп хрипловатым голосом. — Мы приветствуем вас, сеньор.
Эти вежливые слова были произнесены невыразительным тоном, в тусклых глазах не было ни доброты, ни жизни. «Доброты было бы еще меньше, узнай он, что приветствует Ника Боваллета, » — подумал сэр Николас, легко поднимаясь на ноги.
Казалось, неподвижно сидящий в кресле Филипп изучает его лицо. Эта минута была очень напряженной, но сэр Николас спокойно стоял под пристальным взглядом короля. Придворные не должны были почувствовать, что его меч готов покинуть ножны в любую секунду.
