Жюльетта Бенцони - В альковах королей
Маршал глотнул вина из высокого кубка темно-синего стекла и нерешительно посмотрел на украшавший потолок плафон. Цветочные гирлянды и хорошенькие купидоны, столпившиеся вокруг только что вышедшей из морской пены Венеры…
– Ей бы тоже корсет не помешал! – заявил вдруг маршал, и в его послании появились следующие строки:
«Вам это может показаться удивительным, но я осмелюсь дать совет и касательно корсетов. Поверьте, нигде не умеют делать их так, как в Дрездене. Пускай же принцесса захватит с собой несколько штук, чтобы они могли послужить образцом для здешних мастеров.
И, наконец, последнее. Проследите, чтобы у платьев не оказалась слишком низкая талия. Я знаю, что Ваши придворные портные часто шьют наряды с такой талией, и потому юбки кажутся короче, а повелитель Франции этого не выносит. У него другие вкусы, и мне хотелось бы, чтобы моя племянница умела потакать им.
Остаюсь в надежде, что не обидел Ваше Величество своей дотошностью. Вы же знаете, как привязан я к Марии-Жозефине и как долго мечтал об этом браке…»
Получив письмо шурина, польская королева нимало не удивилась. Она знала, что Морис пользуется большим успехом у красавиц и что он всегда умел не только раздеть женщину, но и одеть ее. Уверяли, будто он частенько сам ездил со своими возлюбленными в модные лавки и придирчиво выбирал там платья, белье и безделушки, отвергая то, что, как ему казалось, не подходило очередной его пассии. Портные, обувщики и ювелиры побаивались маршала, потому что он был язвителен и не раз жестоко высмеивал тех, кто не сумел угодить ему. Мало того: Морис Саксонский рассказывал потом о неловких мастерах во всех светских гостиных, и его друзья никогда уже не появлялись в лавках, где так не понравилось признанному ценителю изящных и удобных вещей.
Королева несколько раз перечитала послание шурина и тут же кликнула швей. Морис оказался прав: талия у платьев была сделана чересчур низко…
Итак, до свадьбы осталось совсем мало времени. Людовик XV ехал встречать невесту своего сына, и сердце его переполняла тревога. Нет-нет, он совсем не беспокоился по поводу внешности принцессы. Остряки могли сколь угодно долго сравнивать достоинства и габариты дядюшки и племянницы, но король видел портрет принцессы и знал, что она – настоящая красавица. Его волновало другое. Как отнесется к невесте дофин? Не обидит ли ее чем-нибудь? Например, не заявит ли сразу же, что она – просто дурнушка в сравнении с его первой женой?
– Мальчик мой, – сказал несколько дней назад дофину повелитель Франции, – вам, конечно, известно, что дочь саксонского курфюрста и польского короля вот-вот окажется в наших владениях? Завтра же мы трогаемся в путь. Мария-Жозефина так юна, что испугается, если ей придется ехать до самого Парижа без жениха и будущего свекра. Надеюсь, вы не станете огорчать девушку и поспешите ей навстречу?
В глазах принца вспыхнул было огонек любопытства, и отец воспрял духом и подумал: «Ну вот и слава богу, кажется, женщины его еще интересуют». Но радость была недолгой. Дофин равнодушно махнул рукой и ответил:
– Простите, сир, но эта затея представляется мне пустой и бездельной. К чему ехать в такую даль, если я все равно скоро увижу свою невесту? Хватит с нее и той чести, что оказывает ей король Франции, который не жалеет времени для встречи своей будущей снохи.
– Что за тон вы себе позволяете?! – возмутился король и собрался было хорошенько распечь сына и приказать ему непременно ехать, но, заметив слезы на его глазах, сдержался. Юный Людовик очень любил покойную жену, и ему, конечно же, совсем не хотелось знакомиться с девицей, которую выбрал для него отец. Мальчика должно простить. Он ведь пока только принц и не понимает толком, что значат для монарха интересы государства. Вздохнув, король отпустил сына и решил отправиться в дорогу один.
Марии-Жозефине казалось, что она вот-вот лишится чувств от страха. Никакие нюхательные соли и ароматический уксус не помогали. Девушка была бледна и то и дело приказывала опустить окно кареты, чтобы глотнуть свежего воздуха.
– Что-то скажет мне королева? – повторяла она, точно заклинание, и в сотый раз выслушивала уверения придворных дам, что мать дофина – женщина великодушная и добросердечная. Да, она, разумеется, вряд ли забыла, что отец Марии-Жозефины Август III лишил польского трона ее отца – весельчака и бонвивана Станислава Лещинского, но выбор короля Франции пал именно на Марию-Жозефину, и жена наверняка одобрила решение мужа.
Девушка слушала, но не очень верила тому, что ей говорили. Может, конечно, свекровь сразу и не выкажет ей свое нерасположение, но уж сына-то против новой жены обязательно настроит. Ах, какая все-таки жалость, что юный Людовик – вдовец! Вряд ли в его сердце сыщется для нее хотя бы крохотный уголок. И Мария-Жозефина вновь и вновь вглядывалась в миниатюрный портрет дофина, который преподнесла ей первая статс-дама герцогиня де Бранка, как только кортеж пересек французскую границу.
– Красавец! – шептала принцесса. – Ну просто писаный красавец! Нет, никогда он не сможет полюбить меня! Господи, хоть бы дружбой своей одарил, я и то счастлива бы была!
Но вот наконец впереди показалось множество золоченых карет, запряженных лошадьми с плюмажами на головах. Нарядные дамы и кавалеры вышли на дорогу и с любопытством всматривались в забрызганный грязью экипаж своей будущей повелительницы…
Госпожа де Бранка помогла принцессе выбраться из кареты и указала короля Франции, перед которым девушке следовало преклонить колени. Мария-Жозефина вдруг подумала, что Людовик – ее единственная защита и надежда. Ведь это именно он решился соединить ее узами брака со своим сыном. Значит, она чем-то понравилась ему, значит, ей можно надеяться на его приязнь.
– Сир, – взмолилась Мария-Жозефина, упав к ногам короля, – я прошу вашей дружбы…
Она хотела сказать что-то еще, но тут из глаз ее хлынули слезы, и ей пришлось замолчать.
«Мила, очень мила, – промелькнуло в голове у Людовика. – Молва и портреты не лгали. А какие волосы! Нет, все же блондинки гораздо обольстительнее брюнеток!»
– Встаньте, дитя мое, – произнес он вслух и улыбнулся так ласково, что слезы девушки мгновенно высохли. (О, Людовик умел быть обходительным, когда это требовалось. Но иногда он бывал другим – холодным и безжалостным. Этот человек знал, как понравиться людям и очаровать их, а также – при необходимости – и как напугать.) – Встаньте же! – повторил он настойчиво. – Я заменю вам отца. Что же до дофина, то вы встретитесь с ним завтра. Он нынче недомогает, но вот вам письмо от него.
Мария-Жозефина взглянула на первые строчки послания и вновь разразилась рыданиями.
