Мэри Макбрайд - Струны сердца
Передвинувшись в изножье кровати. Хани протянула руку и откинула у него со лба мокрую прядь.
— Гидеон Саммерфилд, — прошептала она, — ты меня слушаешь? Я прошу тебя взять меня в жены и увезти в Канзас.
Глава пятнадцатая
Гидеон замер, закрыв глаза и боясь пошевелиться. А Хани стала гладить его мокрые волосы, кое-где уже посеребренные сединой.
Когда-то давно Хани видела, как дядя Айзек гладил раненого барса. Глаза зверя были прикрыты, и он не то мурлыкал, не то урчал, а его пятнистая шерсть вставала дыбом под рукой Айзека. Гидеон напомнил ей того барса. Дикий зверь, пусть на мгновение, но прирученный.
Несколько минут тому назад, когда она смотрела, как Гидеон раздевается, у нее что-то шевельнулось внутри. Сначала ее внимание привлекла рана на боку, но потом ее взгляд скользнул ниже, по животу и мускулистым ногам. Ощущения усилились, когда она увидела, как он пытается скрыть затвердевшую плоть, а потом и вовсе превратились в ураган — где-то глубоко внутри ее бушевал циклон.
Пока они разговаривали, она неотрывно смотрела, как вода омывает его тело, как шевелятся волосы у него на груди. К тому моменту, когда они заговорили о фермерстве, Хани уже с трудом сдерживалась, чтобы не спрыгнуть с кровати. Она пожирала глазами это сильное тело, ей хотелось провести руками по блестевшим от воды мускулам.
Хани так переполняли новые для нее ощущения, что предложение о браке вырвалось у нее совершенно неожиданно, помимо ее воли и разума, и удивило девушку не меньше, чем Гидеона. Но она не пожалела о том, что сказала. Даже была рада тому, что на этот раз благоразумие не взяло верх над чувствами.
Хотя здравый смысл твердил: еще неделю назад ты не знала о его существовании. Как можно полюбить так скоро да еще набиваться в жены? Ведь брак — это на всю жизнь! Что за безумие на нее нашло!
Но сердце возражало: так бывает! Разве ее мать не полюбила отца с первого взгляда? И разве не отдалась ему в первый же день их знакомства?
Хани соскользнула с кровати и, подойдя сзади, обвила Гидеона за шею, прижавшись губами к мокрым волосам.
— Я так тебя люблю, Гидеон, что просто задыхаюсь.
А я и вовсе не дышу, подумал он. Рука девушки легла ему на сердце, и она наверняка почувствовала, как сильно оно стучит. Будет чудо, если оно не вырвется из груди. Он крепко зажмурился: только бы не потерять над собой контроль, не поддаться ее ласковому шепоту, ее нежным прикосновениям. Но как сохранить холодную голову, если от него уже пышет таким жаром, что кажется, вода в ванне вот-вот закипит?
— Люби меня, Гидеон.
Он накрыл ее руку своей. Охваченный желанием, он все же попытался сдержать себя.
— Эд, дорогая…
Ее язычок скользнул ему в ухо, и она едва слышно попросила:
— Люби меня, Гидеон, пожалуйста. Я так хочу тебя.
Его сдержанность — вернее, ее жалкие остатки — лопнула, как туго натянутая тетива. Видение, промелькнувшее в этот момент в его сознании, было ослепительным: они с Хани лежат где-то — может, в Канзасе — на кукурузном поле, в густых зарослях, а легкий ветерок колышет золотистые початки и шуршит в зеленой листве.
Сейчас он готов жизнь отдать за то, чтобы превратить это видение в реальность и обладать им во всей его красоте. Гидеон уже был не в силах отрицать, что желает эту женщину. Одним резким движением встал и вышел из воды. Обняв Хани, он отнес ее на кровать.
Кожа его, все еще мокрая, была гладкой и прохладной, и пахло от него мылом и жарким летом. И его поцелуй был тоже горячим и страстным. Он словно утверждал свои права на нее. А когда Гидеон осторожно прихватил зубами ее нижнюю губу, Хани пронзило такое острое желание, что она застонала.
Гидеон, тяжело дыша, приподнялся на локте, и Хани прочла в его глазах немой вопрос.
— Да, — сказала она. — Просто я не много боюсь. Я еще никогда… Ах, Гиде он, я хочу все делать, как надо, чтобы доставить тебе удовольствие… Я не знаю…что делать… как…
— Шш, — прервал ее Гидеон, целуя. — Я уже так давно этим не занимался, любимая, что и для меня это будто в первый раз. Я буду очень нежен и осторожен.
— Мне тебя… трогать?
— Не надо пока. Позволь сначала мне. — Приподняв ее, он стянул с нее полотенце.
— Эд, дорогая, — прошептал он, оглядывая ее от шеи до плоского живота, задержавшись на мгновение на упругих грудях. — Как ты прекрасна!
Он провел пальцем по соскам. Наблюдая с восторгом, какими они стали твердыми от его прикосновения, он взял губами один розовый бутон.
— Гидеон, у меня внутри все трепещет!
— Замечательно! — Он поднял голову только для того, чтобы произнести одно это слово и, обратив свое внимание на вторую грудь, одновременно провел рукою по ее бедру. Когда его пальцы нащупали влажную бархатистую плоть у нее между ног и она застонала от наслаждения, Гидеон снова ее поцеловал. И теперь уже язычок Хани проник ему в рот, приглашая продлить удовольствие. — Не торопись, — шепнул Гидеон, когда она прогнулась ему навстречу. Его голос звучал хрипло и напряженно. Казалось, он сдерживает свой порыв, чтобы дать Хани возможность в полной мере испытать неведомое ей доселе наслаждение. Наслаждение, которого такая красавица заслуживает в свой первый раз… и каждый раз. Да, он не может подарить ей мир, но ему по силам преобразить его, сделать так, чтобы сегодняшний день вспыхнул всеми своими волшебными красками.
Гидеон заставил себя отвлечься от ее нежной плоти и вернуться к мысли о Канзасе, о бескрайних полях кукурузы и о ветре, гуляющем среди высоких стеблей, подобно неуловимому зверю. Если бы он однажды оказался там с Хани, жизнь для него, возможно, началась бы сызнова. Может быть, может быть… Эти слова стучали у него в мозгу как некий припев, отвлекая от растущего желания.
— Гидеон.
Он очнулся и стал снова ее целовать, но уже более настойчиво, коленом раздвигая ей ноги. Он что-то прошептал — она не расслышала, что именно, — и, заглушив ее вскрик поцелуем, осторожно вошел в нее.
— Медленно, — глухим голосом, будто разговаривая сам с собою, внушал Гидеон.
Своими большими руками он сжал ее бедра, направляя их в такт медленным и ритмичным движениям. Горячая волна снова захлестнула Хани. Она подчинилась ритму, заданному Гидеоном. Ее руки блуждали по широкой спине, грудь стала мокрой от его пота, пахнувшего мускусом, а имя любимого звучало как песня на ее губах.
Хани казалось, что она больше не выдержит напряжения, словно внутри у нее все туже закручивалась пружина. А потом эта пружина вдруг взорвалась — в то самое мгновение, как Гидеон содрогнулся и со стоном упал на нее, уткнувшись лицом ей в плечо.
В наступившей тишине Хани отчетливо слышала, как бьются их сердца — так, словно у них было одно сердце на двоих. Она знала, что никакое другое сердце не будет стучать в унисон с ее сердцем. Никогда.
