Гейл Уилсон - Тайна покинутой часовни
Пирс не договорил: Ник и сам знал, какой может стать участь сына. Напоминать об этом было ни к чему. В серых глазах заблестели слезы. Наконец Вейл тяжело кивнул, и в сердце Пирса проснулась надежда. Но не прошло и минуты, как Ник вновь смежил веки, и Мэри похолодела от ужаса, глядя на Пирса широко открытыми глазами.
– Не бойтесь, – успокоил денщик. – Пусть бережет силы. Он постарается выжить.
Мэри кивнула, не выпуская из рук холодные, вялые пальцы Ника. Она согревала их, пока не приехал врач.
По распоряжению Мэри раненого перенесли в маленькую спальню в глубине дома, где она прожила почти семь лет. Перед отъездом врач произнес слова, которые потрясли всех присутствующих:
– Если он переживет ночь, завтра пришлите за мной.
Извлечь пулю оказалось нелегко. К счастью, Вейл впал в забытье и не чувствовал боли. Отчаявшись остановить кровь, врач прижал к ране раскаленный нож. Мэри ахнула и зажала рот обеими руками, услышав шипение и почувствовав запах паленой плоти. Но Ник так и не пришел в себя. Когда врач собрался уезжать, провожать его отправился только Пирс: Мэри не могла оставить раненого. Присев на стул у постели, она вгляделась в бледное, бескровное лицо. На висках Ника едва заметно бились жилки. Вернулся Пирс и первым делом вылил в камин содержимое флакона, оставленного врачом. По комнате поплыл сладковато-приторный запах.
– Что это? – удивленно спросила Мэри.
– Настойка опия.
– Зачем же вы вылили ее? – едва выговорила она, потрясенная тем, что Пирс лишил хозяина необходимого лекарства.
– Слишком уж много опия ему прописывали раньше, – ответил Пирс.
– Напрасно вы вылили лекарство, – упрекнула Мэри. – Когда герцог очнется, ему понадобится что-нибудь, чтобы смягчить боль.
– Он и без того принимал слишком много настойки опия, – возразил Пирс непоколебимо. – Эту боль он должен вытерпеть сам! – Легким движением пальцев он поправил повязку на груди герцога.
Повязка была девственно-белой: врачу все же удалось остановить кровь. Правда, он предупредил, что опасная процедура способна убить пациента. «Но если кровотечение не прекратится, он все равно умрет», – закончил врач, ожидая от Мэри разрешения приступить к делу. Но от ужаса она не смогла выговорить ни слова. Денщик сам принял решение, и теперь ему казалось, что в комнате до сих пор чувствуется запах горелого мяса. Пирс уверял себя, что Вейлу не впервой терять кровь и терпеть боль. Он сделает все возможное, чтобы выжить, мысленно повторял он, глядя на неподвижного хозяина.
– Мэри, никогда не давайте ему опия, иначе когда-нибудь он проиграет в битве с самим собой. Если Вейлу суждено выжить, то он выживет. Вы поняли меня?
– Да, – прошептала Мэри. – Пирс, расскажите, что случилось с ним в Испании?
– Я и без того слишком разболтался. Пусть остальное он расскажет вам сам. – Пирс отвернулся, не желая выдавать тайны хозяина, которые не имели ничего общего с войной на Пиренейском полуострове.
Глядя на осунувшееся лицо герцога Вейла, Мэри подумала о том, что за прошедшие годы ее ни разу не встревожила судьба Ника. Она помнила только о нарушенной клятве, о том, что Ник предал ее и сына! А может быть, у Ника Стэнтона были более чем веские причины исчезнуть тогда? Теперь Мэри молилась только об одном: чтобы судьба позволила ей узнать всю правду от самого Ника.
Долгие дни и ночи слились в бесконечную череду хлопот, которые Мэри делила с Пирсом, но никогда не обсуждала. Они научились понимать друг друга без слов. Мэри сама смыла запекшуюся вокруг раны кровь, а затем прикладывала к пылающему лбу Ника мокрое полотенце, терпеливо поила его с ложки, меняла повязки. Когда же пациенту требовались совсем другие услуги, Пирс выпроваживал ее из комнаты и справлялся самостоятельно. Мэри знала, что таково желание Ника.
Пока не миновал кризис, Мэри запрещала себе думать о сыне. Она надеялась лишь, что ее сын не с Трейвиком, а с добрым и заботливым Бобом Смитерсом. Трейвик заверил, что Ричард в надежном месте, – чтобы успокоиться, Мэри твердила эти слова по сотне раз в день. Пирс уверял ее, что поиски торговца уже начались. Целая армия слуг герцога Вейла выслеживала врага и искала ребенка, хотя сам герцог оставался недвижим. А еще Мэри с удивлением узнала, что Пирс не сообщил полицейским о покушении на знатную особу.
– Вейл не стал бы поднимать шум, и правильно сделал бы: если бы вы знали, чем угрожал ему Трейвик! – объяснял Пирс, ловя недоуменный взгляд Мэри.
– Я знаю, – кивнула Мэри. – Трейвик сам мне сказал.
– Одного не могу понять: почему он выстрелил в полковника? До сих пор закон был на стороне этого человека, Вейл ни за что не осмелился бы действовать силой, из опасения повредить ребенку. Так зачем Трейвику понадобилось рисковать?
– Это вышло случайно, – объяснила Мэри, вспомнив слова торговца. – Он боялся герцога, боялся его славы... – Внезапно ее осенило: – Если бы Трейвик не выстрелил, Вейл убил бы его, несмотря на все угрозы! Услышав, что в дом ворвался герцог, Трейвик в панике выхватил пистолет и нажал курок, не раздумывая.
– Глупец, – с горечью выпалил Пирс.
– Безумец, – поправила Мэри. – Но только ему известно, где сейчас Ричард...
– Мэри, мы найдем его, клянусь вам! Его уже ищут. Если Трейвик сочтет, что Вейл мертв, у него не будет причин вредить ребенку. Значит, мы выиграем время и выследим Трейвика. А потом он скажет мне, где Ричард. Уж я позабочусь о том, чтобы этот подлец ответил на все вопросы, – мрачно добавил он.
Эта ночь тянулась целую вечность, к полуночи лихорадка и беспокойство Ника усилились. Мэри пересела со стула на пол возле кровати и взяла его за руку. Она уже давно обнаружила, что от ее прикосновений Ник успокаивается, как будто ее пальцы вытягивали нестерпимый жар из раненого. Изнуренная бессонными ночами, Мэри наконец задремала.
Внезапно она проснулась. Кто-то перебирал ее волосы. Вспомнив о ненавистных ласках Трейвика, Мэри вздрогнула, вскинула голову и только потом поняла, что ее головы касаются длинные пальцы Ника. Он смотрел на нее широко открытыми глазами. Мэри задохнулась от радости: Ник жив, он пришел в себя! На глаза Мэри навернулись слезы. Она не плакала, когда Ник истекал кровью, даже когда врач предпринял безжалостную попытку спасти ему жизнь. Однако новое потрясение оказалось слишком сильным. Оба молчали, не зная, с чего начать.
– Почему ты плачешь? – вдруг прошептал Ник, и Мэри невольно улыбнулась: неужели он ничего не помнит? Может быть, лихорадка не только изнурила его, но и отняла рассудок?
– Потому что ты наконец-то пришел в себя, – честно призналась она.
– Где мы?
– В доме Трейвика, в моей комнате.
