Вирджиния Браун - Посланец небес
— Мой папа действительно умер?
Тяжелый ком подкатил к горлу Крида. Что такое с мальчиком? Неужели он забыл, что видел тело отца? Неужели он не помнит тот погребальный костер, от которого исходили густые клубы дыма, перекрасив небо в серый цвет? Крид задумчиво посмотрел на мальчика.
— Да, Эрик. Твой папа умер.
— Да, я знаю это, — сказал мальчик, понурив голову, чтобы Крид не смог увидеть внезапно хлынувшие слезы. — Я просто подумал, что… может быть… он как-то выбрался оттуда или, может быть, еще что… Ну, вы понимаете. Но это ничего не значит.
— Нет, ты не прав. Значит. Это правильно, что ты переживаешь его потерю, — тихо сказал Крид. — И прав в том, что оплакиваешь его смерть и тоскуешь по нему. Кто-то обязательно должен оплакивать его уход.
Эрик поднял на него свои большие голубые глаза; в его голосе появилась маленькая надежда:
— А правда, что сказала мисс Ганна: что вы тоже потеряли своего папу?
Руки Крида сжимали траву: у него защемило сердце. Нет, он не хочет вспоминать, не хочет, чтобы оживали его страшные воспоминания. Они до сих пор стоят перед ним, как только он закроет глаза. До сих пор он отлично видит черный дым и лижущие языки пламени, охватившие деревянный дом и обрушивающуюся крышу, а в ушах стоит крик…
Крид бросил на землю траву, вытер руки о бока лошади и посмотрел на мальчика. По земле разгуливал холодный ветер. Скоро придет лето, на склонах гор трава вырастет густая и зеленая. Олени станут толстыми, а куропатки будут прятаться в зарослях высокой травы. В долинах распустятся цветы всех оттенков радуги, а ленивые бабочки будут опылять их красивые головки. Жизнь оживет.
Что такое смерть, как не переход к новой жизни — дверь, открытая в другой мир?
«Только в ней спасение от страданий; только в ней отдых от утомления».
Руки Крида задрожали: ведь сейчас он вспомнил стихи из Библии!
— Да, — сказал Крид мальчику, — мой отец умер так же, как и твой. Они не вернутся. Смерть вечна.
— Не всегда, мистер Браттон, — сказала Ганна, подойдя. — Она временна. Это просто переход в лучшую жизнь. Небеса ждут…
— Да? Вы знаете кого-нибудь, кто вернулся и рассказал об этом? — спросил Крид с кривой усмешкой на губах. — И не говорите того, что, я знаю, вы собираетесь сказать. Я читал Библию!
— Тогда не забивайте голову ребенка ересью, — огрызнулась Ганна.
— Совсем не ересью, мисс Макгайр, а здравым смыслом. Жизнь — для живущих, и копания в прошлом ничего не изменят. Вам не стоит хранить волшебные сказки для этих детей. Жестокая действительность уже разбила их вдребезги.
— А я и не рассказываю им волшебные сказки, мистер Браттон! Я просто пытаюсь помочь ребятам пережить это трудное время и не потерять веры! — Ганна замолчала и повернулась к Эрику. — Пойди, пожалуйста, и помоги мальчикам разжечь костер. Я сейчас вернусь.
— Вы просто не хотите, чтобы я слушал ваш спор с мистером Браттоном, — проворчал Эрик, однако медленно пошел к детям.
Обойдя Крида, и прежде чем он успел произнести что-либо, Ганна сказала глухим, тихим голосом:
— Если вы потеряли свою веру в Бога и людей, мистер Браттон, то я не позволю вам разрушать веру у этих невинных детей!
— Нет, вы, как и они, веруете в вещи, которые никогда не произойдут, — резко ответил Крид. — Неужели вы не можете посмотреть правде в глаза? Или вы уже так далеко зашли в созданных вами же иллюзиях, что отказываетесь принимать реальность даже после того, что свалилось на ваш дом и превратило его в ад?
— Я могу видеть реальность, мистер Браттон и могу также видеть, что вы — человек, потерявший душу. — Она глубоко вздохнула и продолжила: — Было сказано, что Бог делает чудеса. Я склоняюсь к вере в то, что Он сделает это и с вами.
— Сомневаюсь, — отпарировал Крид.
Ганна улыбнулась.
— А я нет. Бог живет в вашем сердце, мистер Браттон.
— Да? Ну, тогда дьявол в моей заднице, леди! А теперь потрудитесь определить, чье воздействие больше.
Ганна стояла в замешательстве, не проронив ни слова, а Крид повернулся и большими шагами ушел прочь. Он страдал так, как даже и не думал, что может страдать. «Какое она имела право рассуждать обо мне, ведь я никого и никогда не допускал в мою жизнь?»
Но в то же время он подумал и другое: «Неужели у нее больше нет никаких чувств и желаний по отношению ко мне, кроме обращения в свою веру?»
О, с его внешностью и фигурой он был приманкой для многих женщин, но это было нечто другое, более глубокое.
Между ними возникла тончайшая связь, которую Ганна не могла отрицать, — влечение, разжигавшее в ней крошечные искорки в окончаниях и пронизывавшее все ее тело всякий раз, как он случайно прикасался к ней или ловил ее взгляд. Сначала она терялась, а теперь поняла, что это означало. Мало ей волнений о детях, о будущем, так теперь еще и чувство к Криду Браттону.
8
Стемнело, и вместе с ночью стали сильнее все страхи и боли дневного похода. Младшие дети жаловались и ныли. Сейчас трагедия, связанная с «Черноногими», больше не нависала над ними, теперь их волновало совсем иное. Эрик и Флетчер перекидывались кинжалом через огонь, а Свен и Ребекка заспорили, кому следить за младшими детьми. Джессика и Иви ссорились, кто сядет рядом с Ганной. И только индейские дети, Фрог и Маленькая Птичка, были спокойны.
Крид, прислушиваясь к их распрям, покачал головой и подумал, что ему больше по душе путающая тишина, чем постоянная перебранка.
Он встал и большими шагами пошел в темноту. Сейчас ему необходимо было побыть одному, чтобы обдумать план своих действий после того, как он освободится от тех, кто нуждается в его помощи.
Форт Бентон был в пятистах милях отсюда. Если Стилман с приятелями действительно направлялись туда, они наверняка заглянут в «Сердце стрелы», а затем поедут на восток по Мулланской дороге. Но почему форт Бентон? Это же в тридцати милях от Олдерского ущелья — в тридцати милях от подведомственной области Генри Плюммера. Теперь нет сомнений, что шериф Плюммер положил руку на этот пирог. Это пахло заговором: бесцельная гонка и долгая охота, когда преследователи в конечном итоге отступаются и забывают о преступниках и золоте. А затем бандиты просто возвращаются в Олдерское ущелье и вместе с шерифом делят краденое. В конце концов сейчас ему надо постараться притормозить их. Слепое правосудие. А всегда ли оно было таким слепым?
Крид посмотрел в густую темноту ночи, скрутил сигарету и, не прикурив, задумался. Вдруг он выпрямился, услышав какие-то звуки из кустов. Рука автоматически потянулась к пистолету. Звуки были ему незнакомы, он весь напрягся. Когда кусты вновь зашевелились, он перекувырнулся и встал на одно колено с пистолетом наготове. Оттянув затвор своего кольта, он рыкнул:
