Элизабет Торнтон - Игра или страсть?
Она нагнулась и подобрала маленький круглый предмет, который лежал на полу.
– Что это? – спросил Брэнд.
– Пуговица. – Она отдала ему. – Не ты потерял? Брэнд покачал головой.
– Это, должно быть, с сюртука того, с кем ты боролась.
В пуговице не было ничего необычного – простая, серая, обтянутая тканью, она легко могла подойти к любому мужскому сюртуку или куртке.
– Итак, мы ищем мужской сюртук с недостающей пуговицей, – сказал Брэнд. Когда снаружи послышался голос Мэнли, зовущий их, он сунул пуговицу в карман. – Будем надеяться, что нам повезет.
Мэнли появился в дверях.
– Я слышал выстрел, – сказал он, отдуваясь.
– Никого не видел? – спросил Брэнд.
– Нет. А что случилось?
– В мистера Гамильтона стреляли, Мэнли, – ответила Марион. – Давайте отвезем его в Прайори и пошлем за доктором. Я объясню все позже.
Пока они вели Брэнда до кареты, он сыпал приказами. Судье Марион должна сказать, что это был неудавшийся взлом, и ничего больше.
Глава 11
Брэнд облегченно вздохнул, когда прибыл доктор Хард-касл и взял дело в свои руки. Для начала он выставил из комнаты всех, кроме Мэнли и одного лакея. Раскладывая инструменты и готовясь извлечь пулю из бедра Брэнда, доктор задавал какие-то отрывочные вопросы о нападении и, как положено в таких случаях, цокал языком, но Брэнд знал, что это лишь отвлекающий маневр перед операцией.
Брэнд застонал, когда доктор осторожно потрогал кожу вокруг раны.
– Выпьете капельку опия?
Брэнд взял у доктора стакан и сделал всего один глоток. Ему нужна ясная голова для разговора с Марион.
Осматривая рану, Хардкасл начал потчевать его байками о солдатах, чьи раздробленные конечности он ампутировал прямо посреди пушечной канонады.
– Храбрые они парни, все как один, – говорил он. Ему было уже за шестьдесят, и он жил в Лонгбери сколько Брэнд себя помнил, но о времени, когда служил армейским доктором, он рассказывал так, словно это было вчера.
– Нам нечего было им дать, ни бренди, ни опия, но они выносили боль с улыбкой. Вот помню в особенности одного…
Брэнд слышал эти истории с самого детства и мог пересказать их слово в слово. Он подозревал, что доктор рассказывает их специально, чтобы его пациенты думали, как им повезло, что они так легко отделались.
Добрый доктор болтал без умолку, а Брэнду пришло в голову, что если кто и знал сестер Ганн, так это он, Хардкасл, старожил в Лонгбери. Брэнд дождался первой паузы в монологе доктора, чтобы спросить:
– Доктор Хардкасл, вы помните Эдвину Ганн и ее сестер?
– Разумеется, помню. Я знал их всех и весьма рад слышать, что коттедж Эдвины перешел к ее племянницам. – Он взял пинцет с острыми концами и внимательно осмотрел его. – Приготовься, парень.
По сигналу доктора Мэнли положил свои большие ладони на плечи Брэнда, а лакей схватил раненого за лодыжки.
– Погодите! – Брэнд еще не закончил. – Где сейчас Ханна? Вы знаете?
Хардкасл удивленно посмотрел на него и улыбнулся:
– Она убежала с мужчиной, разве нет? Ну а теперь будь храбрым солдатиком. Боюсь, будет больно.
«Больно» – не то слово. Это было мучительно, настолько мучительно, что Брэнду оставалось только хватать ртом воздух. Мэнли давил на плечи, лакей, похоже, вознамерился сломать лодыжки, а раскаленный штырь протыкал дыру в бедре.
– Молодчина! – просиял Хардкасл. – Ну, все было не так уж страшно, верно?
Капли пота стекали по щекам Брэнда, слезы боли жгли глаза, но худшее было позади. Мало-помалу он позволил себе расслабиться.
– Да, – слабо выдавил он, – совсем не страшно.
– А вот и виновница неприятностей. – Хардкасл поднял пинцет с зажатой в нем пулей и нахмурился. – Не хватает кусочка. Мэнли, дайте ему опия. Боюсь, мне придется еще поковыряться.
На этот раз Брэнд выпил все до капельки. Что ж, Марион подождет.
* * *Все в подавленном настроении дожидались доктора в гостиной. Никто и не подумал переодеваться. Лорд Роберт и Эндрю все еще были в своих роялистских костюмах, Марион оставалась в той же одежде, лишь одолжила у хозяев тапочки и шаль. Эмили больше часа назад ушла, чтобы уложить Фебу, и еще не вернулась. Марион гадала, что ее задержало.
Время от времени в холле раздавались шаги. Сердце Марион всякий раз подскакивало к горлу, но это был не доктор, а всего лишь слуга. В конце концов Эндрю поднялся и подошел к окну.
– Хардкасл знает свое дело, – сказал юноша. – Раньше он был армейским доктором. – Он повернулся к собравшимся. – И я никогда не слышал, чтобы подобное ранение было смертельным.
Разумом Марион понимала, что Эндрю прав, но оставался крошечный страх, который она не могла побороть. Лорд Роберт ответил на замечания Эндрю:
– В данном случае далеко не смертельное. Тебя не было, Эндрю, когда слуга помогал ему зайти в дом. Брэнд сыпал приказами, словно генерал, а слуги со всех ног бросались их выполнять.
– Это похоже на Брэнда, – заметила герцогиня. – А что за приказы?
– Дайте вспомнить. – Лорд Роберт повертел в руке бокал, из которого пил. – Чтобы Марион и ее сестер поселили здесь до тех пор, пока он не убедится, что их коттедж безопасен. Чтобы сообщили мировому судье о происшествии, что необходимо поймать преступника…
При упоминании судьи Эндрю фыркнул:
– Сэр Бэзил не в том состоянии, чтобы выполнять служебные обязанности. Он в пьяном ступоре дрыхнет в одном из подвалов. Мало того, и констебль с ним.
– Да, мы слышали, – отозвался Роберт. – Во всяком случае, мы послали за доктором и отправили лакеев и садовников охранять коттедж леди Марион до тех пор, пока власти не смогут осмотреть его. Не помню, что еще Брэнд велел сделать, но он уж точно был далек от того, чтобы испустить дух.
Эндрю усмехнулся. Лицо леди Теодоры смягчилось, а Клэрис высморкалась. В противоположном углу комнаты мисс Каттер очнулась от дремы, а герцогиня разглядывала Марион со смесью любопытства и сочувствия.
Марион ее хорошо понимала. Она не была членом семьи, но сидела здесь, в гостиной герцогини, словно имела на это право.
Ей было наплевать, что они думают. Она с места не сдвинется, пока не услышит из уст самого доктора, что Брэнд вне опасности. Она ответила твердым взглядом на пристальный взгляд герцогини и удивилась, увидев, как улыбка закралась в эти бледные, аристократические, всевидящие глаза.
В затянувшемся молчании Марион разглядывала семью Брэнда. Они не были милыми и ласковыми, они не знали, как показать свои чувства, но она ни на мгновение не усомнилась, что они любят Брэнда по-своему, по-фитцалановски, так же как и Брэнд любит их.
Если б это была ее семья, она бы сидела рядом с герцогиней и держала бы ее за руку. На месте Теодоры она бы подошла к своему мужу и сказала что-нибудь ободряющее, чтобы стереть с его лица этот встревоженный взгляд. Эндрю же она поручила бы какое-нибудь дело, чтобы израсходовать ту неугомонную энергию, которая чувствовалась даже на расстоянии.
