Мэгги Робинсон - В объятиях наследницы
Чарлз вспомнил, что и глазная повязка находилась в другой комнате вместе с пижамой. Но освещение здесь было тусклым, поэтому он мог не обращать внимания на плавающие сгустки в глазу, которые днем очень мешали видеть. К тому же очень скоро он сможет закрыть глаза и постарается убаюкать пульсирующую боль в затылке. Лучше всего завалиться на бок, спиной к мисс Стрэттон. Сделать вид, будто ее здесь вовсе нет.
Невозможно.
Огонь, наконец, разгорелся. Больше не было смысла сидеть на корточках перед камином, с кочергой в руке, и оттягивать неизбежное. Остаток ночи Чарлзу придется провести в постели возле прекрасной Луизы. Только бы не впасть в кому и не пропустить этот потрясающий опыт.
Луизе, возможно, придется облить его холодной водой, чтобы привести в чувство. Виски пригодился бы ему больше, уныло подумал он.
Чувствуя себя африканским туземцем, он покрепче завязал узел простыни на талии и прошлепал босыми ногами по толстому ковру к огромной кровати на четырех столбиках. Луиза отодвинулась к самому краю, так что о «случайном» прикосновении к ее бархатным округлостям нечего было и мечтать. Чарлз не надеялся, что сумеет как следует заснуть. Его кожа казалась туго натянутой на кости, как барабан, и каждый дюйм звенел от странного ощущения – не болезненного, но очень насущного.
Живой! Он чувствовал себя живым, впервые за прошедший год. Какая ирония! Именно в тот момент, когда кто-то пытался то ли убить, то ли предупредить его. Когда украли его пистолет, а заодно и спокойствие духа, столь необходимое для того, чтобы притворяться супругом этой странной девицы.
Чарлз мог бы потребовать, чтобы Луиза повысила плату. Он не подписывал с миссис Ивенсонг такого контракта, чтобы стать мишенью для стрельбы. Этого удовольствия ему и без того хватило, спасибо большое. Настрелялся на всю оставшуюся жизнь.
Ему здесь небезопасно, и Луизе тоже. На смену острым языкам могут явиться острые предметы. Он вдруг ощутил прилив жалости к этой бедной богатой девочке. Жалость и желание ее защитить.
Чувствуя себя, как на осадном положении, он всматривался в темноту, на дверь, что вела в гостиную, и гадал, заперта ли она на ключ. Нужно, чтобы Робертсон отвез его в ближайший оружейный магазин, только на сей раз он не оставит оружие в ящике стола.
За спиной Чарлза послышался шорох. Вздох. Еще один. Чарлз решительно закрыл глаза.
– Здесь есть оружейная комната. Я уже говорила вам, что у папы была целая коллекция оружия. Завтра мы найдем что-нибудь взамен вашего револьвера.
Чарлз никак не ожидал разговора на столь практическую тему, да и того, что Луиза угадала его мысли. Он перекатился на спину.
– Вот как? Странно, зачем тогда украли мой револьвер, если здесь под рукой полно оружия.
– Чтобы разоружить вас, разумеется. Сделать вас беззащитным. Вы окажетесь в их милости. – В голосе Луизы звучала горечь. Она говорила и о себе тоже.
– Помнится, вы говорили, что недурно стреляете.
Луиза кивнула. Напряжение отпустило ее, несмотря на то, что она натянула одеяло до самого подбородка и подложила подушку так, чтобы Чарлз никоим образом не смог до нее дотронуться. Но Чарлз обещал быть джентльменом, а он держал слово. В основном.
– Что ж, это очень кстати. Думаю, вам тоже следует вооружиться. Нам нужно держаться друг друга. Луиза, вы догадываетесь, кому могло понадобиться меня ранить? Предполагаю, что так хотели причинить боль вам – мною-то можно пренебречь.
Язычок Луизы дразнил уголок ее рта.
– Вы… Вы намерены разорвать контракт? Я не хотела, чтобы с вами произошло что-нибудь ужасное.
– А я не хочу, чтобы что-то ужасное произошло с вами. И я останусь в Роузмонте, чтобы убедиться, что вы в безопасности. Можете убить меня позже, когда все уляжется. У вас есть завещание?
– Мистер Бакстер уговаривал меня составить завещание перед отъездом, но я отказалась. У меня просто не хватило духу. Глупо с моей стороны, сама знаю. Мы все когда-нибудь умрем, не так ли? За этот год я могла сто раз разбиться вдребезги – автомобили ведь очень ненадежны! А дороги! Сплошная грязь и колдобины. Если кто-то и заслуживает того, чтобы унаследовать мое состояние, так это Кэтлин, за все, что ей пришлось вытерпеть. Но пока дело обстоит так, что от моей смерти никто напрямую не выиграет.
– Кроме вашего мужа. По закону, ваши деньги достаются мне даже при отсутствии завещания, верно? Если сначала убить меня, а затем вас, то наследницей, как я понимаю, становится Грейс, как ваша ближайшая родственница.
– О-о-о! О, Чарлз, простите, что втравила вас в такую беду! – Луиза широко раскрыла свои темные глаза и смотрела на него со всей серьезностью. Она была сильно напугана. Разумеется, как не испугаться. Ее дом оказался логовом змей.
– Давайте на сегодняшнюю ночь забудем наши тревоги. Я устал до смерти. – Делано потянувшись и зевнув, Чарлз отвернулся, чтобы не видеть в темноте ее лица.
Комната наполнилась звуками – шипел огонь в камине, тикали часы, под натиском ветра скрипела оконная рама. В отдалении волновалось море. Чарлз ждал, что вскоре услышит мерное дыхание спящей Луизы, но вместо этого послышались сдавленные всхлипы и сопение, что совсем не приличествовало леди.
Черт. Луиза плакала. Храбрая, дерзкая Луиза Стрэттон была от него на расстоянии вытянутой руки, и ее нужно было утешить, даже если он обещал не дотрагиваться до нее. Чарлз боролся с собой не дольше нескольких секунд, а затем повернулся и протянул к Луизе руки, притянув ближе к себе, на середину необъятной кровати. Она уткнулась заплаканным лицом в его обнаженное плечо, забывшись в слезах и шмыгая носом. Он чувствовал, как вздрагивает ее тело. Чарлз гладил ее спину, словно Луиза была пугливым лесным зверьком, устраивая ее поудобней, целуя макушку. Ее золотистые волосы были заплетены в косу, длиной до талии, и он гладил косу – она была тяжелой, гладкой. И ее хотелось распустить. Луиза пахла фиалковым одеколоном и мылом. Чистая, ароматная.
Им следовало бы выпить чаю перед камином и поговорить как друзья, прежде чем пытаться лечь в постель, но теперь чай, должно быть, сделался холодным как лед. Итак, Чарлз брошен на произвол судьбы с рыдающей Луизой на руках, ее соленые слезы и губы были горячи на его коже, а ее вздрагивающее тело пробуждало в нем то, что так долго спало – нет, было мертво – в глубине его существа.
– Простите, – пробормотала она, уткнувшись ему в грудь. – Не знаю, что на меня нашло. Вообще-то я вовсе не такая плакса.
– Тише. Мысль о том, что мы смертны, может свести с ума даже философа или священника. Я буду обнимать вас, пока вы не успокоитесь и не заснете.
