Джейн Фэйзер - Непокорный ангел
Теперь пришло время расплачиваться за это, мрачно размышляла Генриетта. Все в доме понимали, что хозяин женился на девушке, совершенно не способной заниматься домом, хотя были далеки от злорадствования по этому поводу и предлагали ей свои услуги. Все ее тайны знал Том, но он никому ничего не рассказывал, больше из уважения и любви к Дэниелу, чем к ней, решила Генриетта. Вопрос был в том, как скоро Дэниел осознает истинное положение вещей?
При каждом удобном случае Генриетта уходила с Лиззи и Нэн в поля или в лес собирать цветы, отыскивать птичьи гнезда и ловить рыбу. Она делилась с ними всем, чему сама научилась в детстве: наслаждаться свободой и красотой природы. Ей не приходило в голову, что Дэниел может счесть такое обучение неприемлемым для своих дочерей. Она смутно чувствовала, что госпожа Кирстон не одобряет такие прогулки, но воспитательница не могла обсуждать действия мачехи своих подопечных, особенно в отсутствие их отца. Не нуждаясь в совете, который мог бы остановить ее, Генриетта продолжала беспечно веселиться со своими падчерицами, которые едва могли дождаться, когда закончатся их уроки и начнется отдых.
Дэниел вернулся к концу пятого дня. Он догнал Генриетту и дочерей, тихо идущих по дороге, усталых, но веселых, с охапками осенних листьев в руках. Дэниел вопросительно посмотрел на неряшливый вид дочерей и на Генриетту, которая тоже была не в лучшем виде. Однако они были так счастливы, что он заразился их хорошим настроением. Дэниел был подавлен событиями последних дней, и их веселость подействовала на него успокаивающе. Он спешился и в сгущающихся сумерках пошел с ними пешком к дому. Девочки простодушно рассказывали ему обо всем, что случилось за эти дни, постоянно обращаясь к Генриетте за подтверждением, одобрением и разъяснением. Она отвечала с естественной легкостью и приветливой улыбкой, отчего Дэниелу стало немного легче. Пусть он приобрел неимущую жену и огромный долг, но его дети явно обрели, как он и надеялся, любящую подругу. Случайно разорванная нижняя юбка, сползший чулок и испачканное колено не имели большого значения.
— Ты выглядишь очень усталым, — сказала Генриетта, отослав детей наверх с госпожой Кирстон. — Я согрею воду, если хочешь помыться перед ужином. Ты почувствуешь себя намного лучше.
Дэниел был доволен таким проявлением заботы.
— Хорошая мысль, Гэрри. Распорядись, чтобы приготовили горячую воду. Я буду рад смыть дорожную грязь… и зловоние парламента, — добавил он с неожиданной яростью.
— Там было плохо? — Она инстинктивно прикоснулась к его руке. В голосе мужа не осталось и следа веселости, а черные глаза глядели холодно и устало.
— Мне не хочется говорить об этом, — сказал он, не желая быть резким, но не в силах сдержаться.
Генриетта проглотила обиду, успокаивая себя тем, что он устал и голоден.
— Я пойду прослежу за подготовкой купания для тебя, — сказала она, как ей казалось, твердым голосом. — И приготовлю что-нибудь особенное к ужину.
Генриетта поспешила в мыльню. К несчастью, она забыла или, может, просто не знала, что сегодня был единственный день месяца, когда большие медные котлы очищали от накипи, скапливающейся при постоянном нагревании. Печи в мыльне погасили, и горячей воды не было.
Она стояла, закусив губу, в холодном, пустом помещении, обычно наполненном паром и бульканьем кипящей воды. Ей следовало бы знать такую элементарную вещь в домашнем быту.
— Вы чего-то хотите, миледи? — раздался позади нее бодрый голос одной из служанок.
— Горячей воды, Мэг, — сказала Генриетта с печальной улыбкой. — Сэру Дэниелу нужно помыться.
— О, Том отнесет чан в его комнату, — сказала девушка. — Горячая вода есть на плите в кухне. Я поищу Тома.
— Благодарю, Мэг. — Генриетта вернулась в дом и поднялась наверх, чтобы объяснить Дэниелу изменение в плане. Он выслушал ее без всякого удивления и сказал, что с удовольствием помоется у огня, вместо того чтобы тащиться в мыльню.
Стук в дверь возвестил о прибытии Тома с чаном.
— Как дела в Мейдстоуне, сэр Дэниел? — спросил он напрямик, устанавливая свою ношу перед огнем.
— Расскажу, как только помоюсь, — сказал Дэниел, с благодарностью принимая готовность Тома помочь ему снять сапоги. — Они ублюдки, Том, все до единого.
Казалось, оба забыли о Генриетте, которая чувствовала себя посторонней. Было очевидно, что ее муж собирается обсудить с Томом такие вещи, какие не хотел обсуждать с ней. Она потихоньку оставила их и отправилась на кухню, чтобы приготовить что-нибудь особенное к ужину.
Повар отнесся с явным недоверием к сообщению, что хозяйка дома собирается лично готовить творожный пудинг, одно из любимых блюд сэра Дэниела. Однако он достал рецепт, вынул в кладовой необходимые продукты и отошел к дальнему концу длинного кухонного стола заканчивать свою работу.
Кажется, это довольно просто, думала Генриетта. Надо только следовать рецепту. Единственное затруднение вызывало количество трав и специй, не указанное в рецепте. Кухня была полна людей, но все они были заняты своей работой, и она не хотела обращаться к ним с вопросами. Действуя по принципу, что добром добра не испортишь, она щедрой рукой сыпала в тесто перец, мускатный орех и сладкий майоран. Разбивание яиц вызвало некоторые трудности, но перемешивание, взбивание, натирание сыра, замачивание хлеба в молоке оказалось простым делом, и результат, когда вся масса была уложена в форму для пудинга, выглядел вполне прилично, если не обращать внимания на случайно попавшие в тесто кусочки яичной скорлупы. Генриетта поставила форму на кастрюлю с кипящей водой, которая, в свою очередь, стояла на тагане, чтобы пудинг готовился на пару, и пошла наверх пожелать девочкам спокойной ночи.
Проходя мимо комнаты госпожи Кирстон, она услышала доносящиеся оттуда голоса воспитательницы и сэра Дэниела. Дверь оказалась открытой, и Генриетта заглянула в комнату. Вид у Дэниела был мрачный. Госпожа Кирстон казалась очень взволнованной. Они повернулись к Генриетте, и она удивилась тревожному выражению их лиц.
Когда она вошла в детскую, Нэн уже спала, однако Лиззи была настроена поговорить, и Генриетта просидела у ее постели около двадцати минут, рассказывая истории о том, как в детстве подкладывала лягушек в кровати своим сводным братьям.
— Когда у тебя будет ребенок, он станет нашим единокровным братом или сестрой, не так ли? — Лиззи, зевая, улеглась поудобней.
— Да, — согласилась Генриетта, натягивая одеяло ей до подбородка. — А вы станете уже достаточно взрослыми, чтобы не обижать малышку. Мне ведь тогда было всего пять лет, ты должна это помнить.
